Владимир Миллер - Нескучная проза жизни. Книга 4

Не скажу, конечно, что в разгул пустились мы со Славкой, какое там, однако жизненные университеты постигали без родительских нравоучений. Надо, думаю, более подробно останавиться на самом лучшем периоде жизни моей, поскольку период этот и в самом деле был самым лучшим. Общежитие, комната на шесть человек, в первые годы, на старших курсах комнатенка на троих, учеба, спорт, и конечно, прекрасные девушки, преподававшие нам жизнь, как она есть. Ох, уж это время золотое. В каждом времени, говорят, есть свои радости и открытия, не могу не согласиться, однако, студенческие годы- это все же моё лучшее время. И не спорьте даже, друзья мои. В этой распрекрасной жизни всё бывает и хорошо и отлично даже, одно невозможно, вернуться в молодость, в те года, когда… Ну, вы понимаете. Льщу себя надеждой, что смогут ученые машину времени все-таки изобрести, так уж хочется попутешествовать. А пока только и остается мечтать и вспоминать, вытирая скупую мужскую слезу, Вспоминая то время, даже не припомню какой-то политизации вокруг, было конечно многое, которое и проходило мимо, внимания на такие «мелочи» мы не обращали, не до того, свобода, брат, свобода. На первом или втором курсе собралась у нас небольшая группа студентов, вокруг одного нашего приятеля, бросившего к тому времени наш институт, а может, и выперли его за какие грехи, не помню уж, он к тому времени рисовал значительно лучше, чем учился. Всё какие-то лики красил, с такими глубокими глазами, что невольно к этим ликам уважение начинаешь испытывать. Вот и собрались мы в кружок, философию типа изучать захотелось. Причем, не так, как преподавали нам в институте и не ту, разумеется. Поизучали, как могли, попридурялись в роли каких умников, да и разбежались . Где-то я потом узнал, что к нашей группе и приглядываться кое-кто соответственно уже начал, особенно к нашему лидеру, художнику. Так и случилось, что мы с моим приятелем Славкой себя больше не в учебе проявили, а в разных сопутствующих обстоятельствах. Спорт, самодеятельность, я даже был капитаном институтской баскетбольной команды, общественные разные нагрузки. И конечно нормальная веселая, увлекательная студенческая жизнь. Я понемногу свои «стихи» стал пописывать, смешно их сейчас читать, но внимание у леди юных привлек именно и стихами даже, а много ли им надо, про чувства некоторые, да с моим искусством местами интимного чтения. Даже на смотре межвузовском чего-то из своего читал, за это лишние баллы командные давали. Вот я и старался. Один раз даже сочинил антиправительственные рифмы, по нынешним меркам смешно и стыдно про это вспоминать. А тогда один мудрый человек, Славкин папа, кстати, посоветовал мне отдать ему эти «стихи», черновики все выкинуть и забыть что сочинил. Послушался я мудрого папу, теперь и предъявить свидетельство, что и мы пахали мало- мало против режима нечем даже. Да и некому предъявлять сатиру мою. Смешно вспомнить только. Репутацию нам со Славкой свою удалось поддерживать на приличном уровне и не только на своем факультете, но в целом, в институте. Даже когда мы однажды вечером поздним, расшевелили всё общежитие и устроили в «долбежке» митинг литературно –поэтический, нас никто не пожурил особо, типа, эти пацаны проверенные, плохо не поступят. Мы тогда собрали народ стихи про Ленина читать, 22 апреля это было, у вождя день рождения. Мы старшекурсники приняли по случаю воскресенья и вдруг вспомнили про день то какой. Ректору местные стукаченки мигом настучали, а он, узнав кто организаторы, махнул рукой, типа, большого вреда не будет, пускай резвятся, кровь играет. И был прав! Играла, ещё как играла, дивиденды у юных дам зарабатывали. Черт возьми, опять про трогательное вспомнил. А вы о чем подумали? Первые полгода нашей студенческой жизни снимали мы квартиру со Славкой. Не квартиру, комнату, ясное дело. В полуподвале, там же была кухня хозяев, где они питались, и мы могли использовать кухонные принадлежности для своего питания. Наверх, в комнаты для проживания вела небольшая лестница, по которой хозяева уползали отдыхать и спать. У них там был телевизор с маленьким экраном, даже не припомню марку телека того времени. Мы иногда приподнимались по этой лестницы, высовывали наши буйные головы и любопытные глазищи свои, и имели счастье наблюдать чудо техники того времени. Не скажу, что я видел что-то понятное из-за малости экрана, но чудо видел! С нами в ещё одной комнатенке жил тоже студент, из строительного института, он был старшекурсник, учил нас уму разуму, выпивать в том числе, делал с наших жизнерадостных лиц рисунки для своих курсовых работ. Где он сейчас, помнит ли лопоухих познавателей жизни? Однажды к нам со Славкой пришел в гости приятель, мы все вместе осваивали баскетбол в институте. На троих было три бутылки. Портвейн, вермут и настойка типа яблочной. Всё по ноль пять. Выпили мы настойку сладкую, портвейн прикончили, чего там, время и организмы молодые. Тут вдруг ещё один гость случился. Наш земляк из Балея, года на три старше нас, вечный студент, так сказать, уже три-четыре вуза сменил. Большой специалист по алкогольной продукции, из-за чего периодически и выгонялся из институтов. Неожиданно пришел, случайно ли заглянул проездом, прознал про нас, и выпить с нами захотел, только произнес он тогда одну ключевую фразу для моего понимания совсем неожиданную. Держит он стакан с вермутом черного цвета и говорит с сожалением некоторым, типа, сами то вон гляди, наливочку приличную прикончили, а меня вермутом паршивым потчуете. Так примерно и сказал. А я, вы не поверите, чуть ли не впервые озадачился, оказывается есть и более приличные напитки и попроще, для меня то по понятиям детства только и существовало два вида, белое- водка, красное- всё остальное, без внимания на этикетку. Кстати вспомнил вдруг, в городке моего детства в старшие мои школьные годы популярным напитком была «Мадера», которая шла практически с любым «красным» тогда на равных! Когда я прознал позднее и более подробно про Григория Распутина, я был ещё не совсем алкогольно продвинутым, поэтому удивлялся, как он мог любить мадеру, ведь это совсем обычное вино советского периода, которое и вином то назвать можно было с большой натяжкой. Пойло и пойло, которым страна травила своих граждан, простой народ, так сказать. Мне и в голову в тот период не приходило, что есть мадера и «Мадера», портвейн и «Портвейн». И даже вермуты бывают настоящие и наши местные. Хорошо помню, как огорчился за Распутина, типа, при его возможностях, мог бы, что поприличней из вин любить. Хотя, почему бы и нет, никакие царские напитки не могли поди пересилить народные традиции, заложенные в человеке из народа. Потом, спустя какое-то время , дошло до меня простого, что не Мадеру пробовал я в своем городе –герое в детстве, Мадера распутинского периода, думаю, сильно отличалась от мадеры «мэйд ин СССР».Читать дальше