Михаил Лучко - Сезон Хамелеона

– Caramels , bonbons et chocolats , mersi , pas pour moi mais tu peux bien les offrir a une autre (вся эта приторность, конфеты-шоколадки – мне этого не надо, отдай это кому-нибудь), – падая в джунгли всклокоченных одеял и простыней, Соня не прекращала петь, готовая для меня абсолютно на всё…

8

Если из буфета раздавался оглушительный смех, значит там точно сидел Веня Ивецкий, а вокруг него полулежали, скорчившись от хохота, прочие посетители общепита. Вот и сейчас, отправляясь перекусить, я невольно ускорил шаг в направлении безудержного веселья – вдруг удастся хотя бы услышать финал рассказываемой очередной байки. Ну, точно – Ивецкий и все, все, все…

– Пашка, сегодня играем молниеносно, весело, искромётно – с премьеры осталось восемь бутылок, надо уговорить, а то до сих пор стынет, – артист разговорного жанра выпивать и закусывать очень любил и знал в этом толк, но осуществлял подобные возлияния только после спектакля и исключительно в больших компаниях.

– Гад ползучий, ну дай хотя бы соточку отолью! Тебе жалко, что ли? Куда водку спрятал, подонок?! – у Каштаныча к «зелёному змию» был иной подход, и предстоящий вечерний спектакль не мог быть помехой.

– Нет, Гришенька, на спектакле мне нужен трезвый партнер! – Ивецкий, зная пагубное пристрастие талантливого сослуживца, как свои пять пальцев, подчёркнуто играл в непреклонного старшего товарища.

– Что??? Я тебе когда-нибудь не давал точных реплик! Ты сам всё перевираешь так, что подсказывать приходится, собака ты бешеная!! – не сдавался младший товарищ Гриня.

– А вот этого не надо! Ты спроси любого из присутствующих, разве был я хоть раз замечен в незнании текста? И не стыдно тебе, Григорио? Я понимаю, художника может каждый обидеть! Давай, уподобляйся черни! – хитрая Венькина физиономия не оставляла ни малейшего шанса окружающим воспринимать эту перепалку всерьёз. – Вот, Паоло, подтверди! Я же всегда знаю все буквы назубок!!

– Венечка, сегодня на спектакле у тебя будет уникальная возможность доказать невежественному Каштанову, насколько он заблуждается, – взяв еду, я подсел к шумной компании.

– Вот вы две жопы! – ласково буркнул Гриня и отправился к буфетной стойке. – Вынуждаете своего товарища отдавать последние деньги! Нате вам, подавитесь! – Каштан вынул из кармана кошелёк и повернулся к буфетчице. – Элечка, будь добра, чай, хлеб, сто!

Употреблял он всё вышесказанное в обратном порядке, но, почему-то, заказ всегда звучал именно так. Причём, в соответствующую посуду спиртное наливалось только на банкетах – в течение рабочего дня буфетная водка плескалась исключительно в чайных чашках. Гринино самолюбие, правда, от таких условностей нисколько не страдало, и, с двумя чашками в руках и хлебом в зубах, он вернулся за стол. Надо ли говорить, что по поводу его состояния никто никогда не волновался – на качестве спектаклей количество выпитого им никак не отражалось.

– Всем привет, кого не видел! Завтра у нас замена спектакля! – влетел в буфет взъерошенный Белкин. – Вместо «Тойбеле» играем «Любимых»! – все новости (особенно неприятные) Сева имел привычку выпаливать без всяких прелюдий. – Второй день не могу до Пивня дозвониться! Набираю его подругу – она в резком тоне просит никогда больше её не беспокоить… Ну всё, думаю, у Андрейки точно запой, и она от него устала… Только что с Рабинером посоветовались и решили завтра играть «С любимыми не раздевайтесь»…

– Что значит, вы решили! У Рабинера там уже не один стакан во лбу, что ли?! – в отличие от художественного руководителя, Гриня, выпивая, работу свою, всё-таки, исправно выполнял и сейчас возмущался по делу. – Он не помнит, что эту же роль во втором составе играл Игорёха Головин?! Я его на днях видел – он в Питере. Позвони ему!

– Игорь в нашем театре уже не работает, и последний раз Элханона играл очень давно!

– Тогда делайте срочный ввод! До завтра ещё есть время!

– Нет! Гораздо проще повесить объявление, что «в связи с болезнью артиста произошла замена спектакля», чем подставлять кого-то другого! Это же главная роль!! Там же куча текста!!

– И что!! Если бы я там и так не играл, то за день бы точно ввелся!!

– А чего ты мне-то это всё высказываешь?! Иди, говори с Рабинером!!

– О чём мне с ним говорить?! Он лыка не вяжет!!

– Чего ты завелся-то, я не пойму?! Тебе плохо, что ли?! Будет у тебя завтра выходной!! Радуйся!! В Эрмитаж сходи!! Или в Петергоф съезди!!

– Очень нужен мне твой выходной, Белкин!! Просто сил нет, как нужен!! У меня однокурсники завтра на один день приезжают, хотели «Тойбеле» посмотреть – что я им скажу?! Что один алкоголик ушёл в запой!! А другой, с бодуна, решил заменить спектакль!!!

– А от меня-то ты чего хочешь?! У тебя, Гришенька, в чашке, поди тоже не водичка побулькивает! Тяпни для храбрости и устрой скандал Рабинеру!! А выйдет Пивень из запоя – набей ему морду!! Можешь сказать, что я посоветовал!!

Остроумные буфетные скетчи от заслуженного артиста России Вениамина Ивецкого за каких-то пару минут перетекли в психологическую драму в исполнении Каштанова и Белкина… А трагедия заключалась в том, что в спектакле «С любимыми не расставайтесь!» я был занят, и известие о замене принуждало меня завтра выходить на сцену, что было совершенно исключено по причине очередной моей съёмки в сериале. По договору со студией, я обязан был информировать киношников о занятости в театре заранее, и график производства верстался на месяц вперед. Непрогнозируемые запои актёров, разумеется, планировщиками не учитывались. Кино снимается по объектам, а аренда объектов, как известно, стоит денег. Словом, о срыве завтрашнего съёмочного дня не хотелось и помышлять – этот поступок повлек бы за собой неустойку в размере всего гонорара (Пивню бы хоть раз предложили возместить ущерб от сорванного спектакля!). Дааа… Лучше бы я не тратил деньги на обед – еда в горло не лезла… Надвигалась катастрофа…

9

Даже если тебе очень сильно не хочется играть спектакль (чего греха таить, такое случается иногда и с непоколебимыми фанатами своего дела), актёрский организм – штука предательская, и, всё равно, рано или поздно, включается и отрабатывает на полную катушку. Вот и теперь, не зная, как себя мотивировать играть сегодняшнюю «Уловку», я, в какой-то момент, ощутив зрительскую отдачу, почувствовал в закромах души, прямо-таки, силы необъятные. Казалось бы, закон второго спектакля работал железобетонно (премьера, играемая во второй раз, всегда проходит неудачно) – и без того шатко застроенная, постановка рушилась, как карточный домик… Кто-то не вовремя выходил, кто-то путал текст (не будем показывать пальцем), постоянные накладки со светом и фонограммой могли свести с ума законченных пофигистов. Однако зрительный зал упорно отказывался всё это замечать. Публика была настолько благодарной, что я, на какое-то время, забыл о планируемом преступном манёвре – завтрашнюю проблему, связанную со съёмкой, никто не отменял. Но окрылённость зрительским успехом, тем не менее, не сумела оторвать меня от реальности, и, завершая предпоследнюю сцену, я изящно перепрыгнул через кушетку и приземлился уже за кулисами… Только на этот раз, не поднялся легко и привычно, как на прошлом спектакле, а, держась за правую лодыжку, с гримасой боли пополз в актёрское фойе.