Михаил Лучко - Сезон Хамелеона

– Джин-тоника хочешь? –спустя какое-то время я вспомнил, что захватил с собой несколько банок и, не одеваясь, пошёл искать сумку – «выкать» было уже неинтересно…

– Павлуш, мне так хорошо с тобой, – Соня тоже машинально прекратила игру, – ты даже не представляешь, как хорошо…

– Конечно! Наобещал тут тебе с три короба, – хихикнул я, обнаружив, что входную дверь мы, унесённые страстью с порога на кровать, забыли закрыть, а сумка моя так и осталась валяться на лестничной площадке.

– Паш, ты куда?! – хозяйка, услышав дверной хлопок, испугалась, что я ушёл и даже подпрыгнула на кровати.

– Да здесь я, здесь! Дверь закрывал. Может, нас с тобой кто-нибудь видел? Или слышал… У тебя соседи по парадной любопытные? – одну из принесенных банок я, вернувшись в комнату, аккуратно поставил на тумбочку рядом с кроватью.

– А я никого и не знаю… Квартира же у меня съёмная, – подруга слегка смутилась, глядя в мои подозрительно-заговорщические глаза.

– Да ладно, расслабься, – я расплылся в улыбке, – даже если и застукали, то фигня! Кто не смотрел порнушку хотя бы раз в жизни? Главное, люди порядочные – джин-тоник вот не сперли!

– Как ты можешь употреблять такие слова? В учреждении культуры, насколько помню, служишь, – содержимое прикроватной банки ручейком полилось в прелестный ротик.

– Имеешь в виду слово «джин-тоник»? – очарованный утоляющей жажду хозяйкой я решил не отставать и тоже пригубил порцию нашего традиционного напитка.

– Дурак, – Соня улыбалась почему-то редко, хотя, в такие моменты, довольно выгодно для неё выглядывали очаровательно ровные зубки, а ямочки на щеках заслуживали кисти живописца. – Блин! У меня и еды, кажется, никакой нет! Ё-моё!! Просила же предупреждать, когда приезжаешь!! – женщина-арт-обьект резво кинулась к холодильнику.

– Ты вот, Сонечка, всё меня упрекаешь в неучтивости, а сама только что употребила несколько, я бы даже сказал, весьма бранных слов для нашей изысканной беседы, – настроение моё улучшалось с каждой минутой, и я, вслед за потенциальной натурщицей, прошёл в кухню.

– В эмоциональном порыве подобные слова обретают художественный смысл! – содержимое холодильника хозяйку этого дома явно не устроило, и она принялась рыться в кухонных ящиках. – А! Вот картошка есть! Повезло тебе, наглый простолюдин! Сейчас пожарю…

Говорят, человек счастлив всегда «задним числом». Ну, то есть, мы обычно признаёмся, что нам было хорошо тогда-то и тогда-то… А вот если научиться эти короткие (увы!) моменты фиксировать в настоящем времени, то жизнь может показаться очень даже восхитительной. Как сейчас, например! После тяжёлой премьеры и угнетающего разговора с мамой меня, неприкаянного и нетрезвого, женщина, у которой дел по горло, принимает в свою обитель, разделяет мои необузданные прихоти и, обнажённая, готовит мне ужин…

Богатырский глоток джин-тоника и вкрадчиво зазвучавшая на магнитофоне Далида бескорыстно продлевали зыбкий необыкновенный момент. Соня очень любила французскую эстраду разных лет и сама довольно неплохо знала язык Мольера, что однажды нас и сблизило, хотя мне было понятно только значение слов bonjour и orevoir . Просто когда-то в студенчестве я вызубрил Une vie d ’ amour Азнавура по просьбе моей однокурсницы, чтобы помочь ей на экзамене по вокалу в театральном институте. Чем, впоследствии, разбил не одно женское сердце, и Соня не стала исключением…

– А Гриша Каштанов как поживает? – заботливые женские руки сервировали скудноватый, но милый сердцу стол.

– Да ничего… «Уловку» вот нашу несчастную домучили, наконец, – тот самый короткий счастливый момент стал постепенно угасать…

– Почему несчастную? Гриша может вытащить любой, даже самый безнадёжный спектакль, – подруга моя, будучи театроведом, написала о каштановских ролях несколько рецензий

и пару раз брала у него интервью.

– Гриня вытаскивает только свою роль, а спектакль тянуть приходится моему главному герою, – поймал я себя на серьёзе и, в надежде на смену темы разговора, сделал ещё один гигантский глоток из банки.

– Ну ладно, потом посмотрю, – строгая театроведка была каштановской фанаткой, а я, как актёр, интересовал её куда меньше, – подожди, а почему вдруг эта слабая пьеса? Вы же «Бег» репетировали! Я даже представляю, каким Гриша будет Чарнотой – так и не терпится написать! Скорей бы!

– А о Хлудове тебе не хочется написать? – я, разумеется, был в курсе, что у них с Гриней едва не случился роман, но ревности, слава богу, по этому поводу не ощущал. Тем более, то обстоятельство, что у моего друга имелись в наличии жена с дочкой, и он однолюб, не оставляли Соньке никаких шансов на близость с любимым актёром.

– Безусловно напишу, Павлуша! О чём ты говоришь! Вы уж только не тяните с выпуском!

Однажды Соня после какого-то спектакля пришла к Грине в гримёрку с цветами. В это самое время у нас начиналось застолье (довольно частое явление, поэтому повода не помню), Каштан тут же предложил ей присоединиться к нашей компании и познакомил со своим только что разведённым другом, коим оказался я. Назвать это мероприятие пьянством не повернулся бы ни один язык, ибо весь остаток вечера не смолкали шутки, стихи и песни, и, в определённый момент, я исполнил Азнавура. Дело было в шляпе… Вот и теперь джин-тоник являлся не самоцелью, а лишь дополнением к неподражаемому голосу Далиды из магнитофона. Но хрупкий, божественный миг счастья, будто бы в наказание, испарился, едва мы непростительно завели разговор о театре, и необходимо было колдовать снова.

– А я, Сонечка, пришёл не только не с пустыми руками, но и с пополненным запасом французского языка, – гордо произнёс я, услышав первые аккорды Paroles , paroles …, и влил в себя остатки банки.

– Да ты что! Я вся внимание, – Соня только сейчас вспомнила о своей наготе и подняла с пола футболку.

– Ты зря одеваешься, – я в один прыжок оказался рядом с ней, быстро поцеловал в губы и, промычав музыкальную фразу, продолжил уже словами Алена Делона из знаменитой песни, – je n ’ sais pius comment te dire , mais tu es cette belle histoire d ’ amour , que je ne cesserai jamais de lire (не знаю, как рассказать тебе, что ты – тот самый роман о любви, который я никогда не устану читать).

– Des mots facile des mots fragile c ’ etait trop beau (хрупкие воздушные слова, очень красивые), – синхронно с оригиналом пропела хозяйка, уверенно перевоплощаясь в Далиду, и мы затанцевали в сторону вздыбленной кровати.

– Tu es comme le vent qui fait chanter les violons et emporte au loin le parfum des roses (ты ветер, поющий в струнах, ветер, овевающий ароматом роз!), – новый образ, не без помощи Делона, открывал во мне невиданные доселе возможности.