Ирина Некипелова - Четвёртое измерение

Голос её был Даниле как будто смутно знаком, но по всему остальному: по фигуре, по стану, по выпростанным из широких рукавов плаща тонким белым рукам – никак не мог он припомнить никого из знакомых ему женщин, кому бы мог принадлежать этот волшебный голос. Пришлая, что ли. Однако ни сумы, ни котомки в руках её не было, только коса – длинная и слегка гнутая.

Данила нахмурился, но скорее для вида, нежели всерьёз:

– Не спится… – кузнец занял исходное положение, склонившись над добротным кузнечным столом, и продолжил разглядывать старый, с огромным лезвием для разделки мяса, кривой нож.

Он стоял к гостье спиной, чувствуя её пристальный взгляд на себе, но не оборачивался, не желая подать вида, что та его весьма даже заинтересовала.

– Работы много, – кузнец провёл лезвием ножа по бруску – туда, обратно. По кузнице полетело шуршащее «вжик-вжик». – Одному ведро залатай, другому подкову выправь, третьему ножи подточи… И всё срочно. До утра глаз не сомкнуть, с утра-то ведь всем в поле выходить да по хозяйству хлопотать. Вот и работаю по ночам. А ты что так поздно?

Он развернулся всем телом и чуть снисходительно оглядел гостью:

– Иль случилось что?

– Да вот… – та кивнула на косу в руках, – погнулась. Выправишь к рассвету?

Вежливо так сказала. Даниле понравилось. Известно, кузнец – первый человек в станице, без него никуда!

– Глянь-ка! – она протянула ему косу, блеснув глазами из темноты капюшона.

Данила отложил в сторону нож и наждачный брусок, вытер рукой пот со лба, не торопясь, вразвалочку, подошёл к гостье, взял косу, повертел в руках.

– Отчего же не выправить. Выправлю. Тут работы-то на час-другой.

И нахмурился – от гостьи веяло странным холодом.

– Дверь надо прикрыть, а то, видать, похолодало. Не застудилась бы ты.

Он выглянул на улицу, но, к его удивлению, там было тепло. Пахло звёздами, кошеной травой и спящей ночной рекой. Кузнец в недоумении пожал плечами – откуда холод-то был?

Он вернулся внутрь, встал у печи, провёл пальцем по лезвию косы.

– Работы не много, скоро сделаю.

– Ну вот и прекрасно. Тогда я тут подожду. Если не возражаешь, – гостья зашуршала плащом, усаживаясь на кривой стул у самого выхода.

– Садись, садись… – Данила рассматривал занимательное орудие.

Странная была коса – не литовка, каких он за свою жизнь в руках держал не счесть сколько раз, а какая-то другая, никогда таких не видывал: рукоятка была длинная, метра в два с половиной, полотно – узкое и несколько коротковатое, вся она была как будто вытянута… И ещё… Странно лёгкая для косы… В общем, как владелица ею косила, было совсем ему не понятно.

– А чего это коса будто новая, а жало всё исковеркано? Никак травостой залетел? – бросил он через плечо.

– Да, может, и травостой, не видела я. Темно было.

– А чего в темноте-то косить? Много ли накосишь? – Данила всё вертел в руках косу, пытаясь лучше её разглядеть.

– Как время свободное выдалось, так и пошла косить. А то всё некогда: то туда надо, то сюда. Замучили уж совсем.

Данила хмыкнул:

– Кто замучил-то?

– Так люди всё … Покоя совсем нет. Устала я…

– А коса тут при чём? – кузнец снял полотно с рукоятки, плотно прижал его к наковальне и взял в руки молот.

Вдруг показалось ему, что гостья совсем за спиной у него стоит, обернулся – нет, на стуле сидит, как и прежде сидела. Он снова примерился молотом и, не дождавшись ответа, начал наносить им мелкие частые удары по внешней стороне полотна.

– Так куда ж я без неё… – прошелестела женщина, как только в кузнице наступила тишина. – Так вот и таскаюсь…

– Что за модель хоть? Первый раз вижу такую, – крикнул оглохший от молота кузнец.

– Модель? – женщина встрепенулась.

– Ага, коса, говорю, интересная. Что за модель? – он обернулся. – Узкая – не литовская, но и не тяжёлая – не немецкая…

И снова начал разглядывать косу – выровнялось ли жало.

– Так не знаю, что уж черти выковали, то и взяла.

Данила как стоял, так и окаменел. Вот оно что! Черти…

Всё сходится: плащ, лица нет, коса в руках. Никак за ним пришла! А он ни уважения, ни почтения не выказал…

Жуткий ужас парализовал его. Не было возможности ни вдохнуть, ни выдохнуть, и только сердце его билось с такой силой, что ничего, кроме него, не было слышно, и, казалось, в этот глухой ночной час оно поднимет на ноги всю станицу.

Ну а как выказать почтение, коли она не представилась?! А с другой стороны, что она, всем представляться что ли будет: мол, Смерть, да, по вашу душу пришла, собирайтесь да за мной следуйте? Таким-то образом она половину клиентов своих растеряет: пока представляется, тех уж и след простынет.

– Да ты работай, работай, чего встал как вкопанный? Рассвет уж скоро. И так мы с тобой всех задерживаем.

И вдруг страх, парализовавший Данилу, взял и прошёл: а не отдаст он ей косу, не будет она больше ходить и жизни чужие забирать! Схватил Данила рукоятку и хрясь ею о колено – сломал на две части. Кинул нижнюю часть в жерло печи.

– Ты это чего? – женщина встрепенулась, резко встала, чтобы увидеть, что происходит. – Чего, говорю, удумал? Мне работать надо, а ты тут шутки шутить изволишь?

– А чего это ты притащилась-то? Да ещё посреди ночи? Не за мной ли? – сердце кузнеца не унималось.

– А… Это… Нет, не за тобой, – она махнула рукой, – расслабься. Косу заточить надо. Всего-то.

Но Данила вошёл в раж.

– А не будет у тебя больше косы! Не будешь больше ходить и людей жизни лишать!

– Да ты чего, никак помешался? – женщина усмехнулась. – Со страху что ли? Так ведь говорю – не за тобой пришла. Отдай косу, коли делать не хочешь!

– А не отдам!

– Хватит геройствовать. Всё равно никто его, геройство твоё, не оценит, никому оно не нужно. Все насмехаться только станут и пальцем на тебя показывать.

Данила тяжело засопел и, ничего не говоря, мрачно воззрился на пустоту в капюшоне.

– Да чего она тебе сдалась-то? – Смерть тяжело вздохнула.

– А того и сдалась, что без неё ты не сможешь никого больше умерщвлять. И не будет больше в мире ни бед, ни печалей, потому как все люди вечными станут.

– Да я и с ней никого не умерщвляю. А по поводу вечности – это не ко мне, это к Богу пожалуйте. Не компетентна я в таких вопросах.

– Ладно брехать! – оборвал её кузнец.

Смерть сделала шаг вперёд.

– А ну, отойди! – Данила развернулся всем своим мощным телом и угрожающе встал посреди кузницы.

– Идиот… Отдай косу! – женщина метнула на него острый взгляд.

– Я отдам тебе – а ты сразу людей косить? Ну уж нет!

– Так говорю тебе, дурень, не для этого мне коса нужна, – в темноте капюшона разгорались два зловещих огня.

Кузнец усмехнулся:

– А для чего?

– Да тропа к раю заросла. Не ровен час, праведник скончается, а мы продраться через заросли к раю не сможем, и придётся мне его в ад, к чертям, от безысходности отправлять, не здесь же его оставлять… Не по правилам это… – Смерть сложила руки на груди и навалилась спиной на стену.