Ирина Барабанова - Когда Бог смотрит в микроскоп. 50+1 невероятно-вероятных историй из жизни землян

– В смысле? А трахался со мной тогда кто, если не мужик?

– Это без проблем, красавица, только от Маши своей я к тебе не уйду, скажу честно и сразу.

– Прости, конечно, но если тебя устраивает жизнь с овцой, которая без тебя трусы не выберет в интернет-каталоге…

– Да, это правда. Маша никогда сама не зарабатывала денег, и она не блещет интеллектом, но есть тут что-то другое… Она женщина, понимаешь?

– Нет.

Любовники расстались, но картина мира у Тани сильно усложнилась.

Она проделала огромную внутреннюю работу, чтобы лучше понять себя, разобраться в своих чувствах, желаниях и в других непонятных вещах.

Выводы не заставили себя долго ждать. Пашку надо выгонять. Не только с дивана, но и из квартиры.

Перестать откупаться от детей игрушками и собирать с ними LEGO.

Обормоту корм поменять.

И записаться, наконец, на прием к косметологу, стоматологу и массажисту.

Да-да! Решила – сделала.

Ничего не изменилось.

Дела в бизнесе, слава Богу, шли хорошо. Дети не болели. Любовник навещал по средам. Душа металась по углам и застенкам. И в ее красную изящную машину влетел черный внедорожник…

Прямо на светофоре. Блин! Татьяна перепугалась. Потом взяла себя в руки и…

– Вы меня простите ради Бога, девушка! Виноват. Все исправлю, все решу. Звонить никуда не надо. Можно ваш телефон?

Мужчина слово сдержал. История обошлась без последствий, кроме одного: она вдруг почувствовала себя ЖЕНЩИНОЙ!

Как это? Непонятно с первого раза.

Спокойно, легко, центрировано, без необходимости что-то доказывать, подстраиваться, отвоевывать, решать, брать на себя.

Машина осталась в мастерской. Мужчина решил все финансовые и организационные вопросы. Предложил подвезти. Таня улыбнулась, поблагодарила, но отказалась. Он уехал.

Купила рожок ванильного мороженого, села в случайный трамвай, прислонила голову к горячему от солнца стеклу и зажмурилась.

Встрепенулась, чтобы уступить пожилому мужчине место.

– Сидите, пожалуйста. Вы же барышня. Я буду стоять и любоваться вами. Это настоящее удовольствие.

– Любоваться?

– Конечно. Понимаете, несмотря ни на что, я все еще мужчина, а вы – красивая ЖЕНЩИНА. И Танюша впервые в жизни просто согласилась.

У Софьи Михайловны был сложный характер. Многие бы сказали – невыносимый. Но только не Геннадий Павлович. Он вопреки общественному мнению – своих родителей, родственников и друзей – делал все возможное и невозможное, чтобы усугубить ситуацию.

Отдавал жене зарплату, беззаветно выполнял все ее мелкие и даже крупные поручения. На премию покупал пирожные и гранатовый сок в стеклянных бутылках. Для нее. Прилежно утюжил ей кофточки и ел пересоленный борщ. И, что самое поразительное, – с улыбкой. Без гримас боли и страданий. Без жалоб и упреков. Легко и с удовольствием. Потому что никто не видел, как нежно она чесала ему за ушком и прижимала лохматую голову к роскошной груди. Как утешала и защищала в его собственных глазах от чужих мнений. Как задорно они хихикали под одеялом, рассказывая друг другу анекдоты. Кидались подушками и танцевали голыми танго.

Софья Михайловна страшно раздражала маму Геши (так она ласково называла «пропавшего» в омуте любви сына, глядя на его детские фото). Варвара Семеновна даже составила список всех недостатков невестки. Она имела обыкновение зачитывать его только коту Василию. По двум причинам. Во-первых, он древнейший член семьи. Во-вторых, не болтливый. Павлу Иосифовичу такого доверия оказано не было. Потому что супруг и отец «ребенка» не имел окончательной позиции относительно выбора сына и постоянно метался в предпочтениях. Один раз даже заступился за Софу вопреки «расстрельным» взглядам жены с дивана. Геша старался угодить всем. И, казалось, находил в этом счастье.

Дети уже давно оставили их Софочкой одних и навещали по праздникам и выходным. Кристина любила мать, но была к ней «несправедлива». Вадим вежлив и предупредителен. Все соблюдали дистанцию и старались как умели.

Софья Михайловна сетовала на холодность детей и их неблагодарность. Геннадий Павлович в этот момент бежал за каплями пустырника или валерьянки. А момент такой случался всегда, когда Кристина отказывалась принять советы любящей матери и, упаси Боже, применить их в своей жизни. Дочь начинала дерзить, бросать трубку и хлопать дверью. По ситуации. Мать – метать молнии. Геннадий Павлович – их усердно ловить. Молнии, разумеется.

Вадим «жил» в телефоне, поэтому конфликтов не создавал.

Соседи почитали эту пару за идеал. Зинаида Прокофьевна даже приносила варенье и всячески «прокладывала» себе путь на их семейную кухню. Ей хотелось узнать секрет этого поразительного «согласия». Но Софья Михайловна предпочитала обсуждать музыку и картины. Геннадий Павлович мог говорить только за футбол и успехи в огородном искусстве. А кот Василий, как известно, был нем и неподкупен.

Однако раз в год случалось самое страшное. И длилось ОНО от двух недель до месяца. Супруги ругались, замолкали и переселялись в разные комнаты. Страдали молча. Никому не рассказывали подробностей. Разве что коту Василию.

В эти дни «окружающий мир», состоящий из родственников, детей, друзей и соседей, замирал в ожидании. Сердца наполнялись смесью страха, сочувствия и сожаления. Никто больше никого не критиковал. Не хлопал дверью. Не дерзил. Все молились и ждали перемирия.

А когда оно по неведомым причинам однажды наступало, – радовались и собирались на ужин за одним столом.

Однажды в припадке благожелательности Варвара Семеновна даже пошила Софочке новое платье. Торжественно вручила его на глазах обомлевшего кота Василия и даже заплакала от своей чувствительности. Наступали дни благоденствия. Ненадолго. И никому не приходило в голову выяснить причину этой странной и регулярно повторяющейся «трагедии». Но предполагали самое ужасное. Кроме кота Василия. Он знал, что виной всему Гагарин.

По мнению Софьи Михайловны, его похитили инопланетяне. Геннадий Павлович же был уверен, что космонавт погиб в авиационной катастрофе, выполняя тренировочный полет на самолете. Так сообщали официальные источники. В этом вопросе позиции супругов были решительно непримиримы. На другие «мелочи жизни» они внимания не обращали.

Маша была прекрасна. Со всех сторон. Это было очевидно. Всем, но не самой Маше. Она сомневалась. Не верила. Смущалась. Говорила: «Да идите вы все…»

И прочие нелепости и неприятности в ответ на комплименты и похвалы.