Игорь Макаров - Чёрный призрак

Скоро я забыл об этом человеке, не надеясь его больше увидеть, но судьба решила ещё раз свести меня с ним. По газетным делам я выехал в Кордово. Я решил там остаться на ночь, поскольку материал, что предстояло собрать мне, был довольно объемный, и за день это просто невозможно было сделать. Доктор увязался со мной, так как ему было нечего делать одному в моей пустой квартире, а он решил пока порыбачить на реке. Там хорошо брал хариус. Я уже было, собрался возвращаться, как пришло известие, что при строительстве зимовья произошло несчастие. Срочно требовался хирург, а единственным приличным хирургом в районе с давних пор был доктор. Инструмент оказался в местной больничке. Нам пришлось выехать. Сначала мы ехали на машине, потом шли на моторке, а там уж, ещё километров пять, тащились пешком. Даже я, привыкший к дальним походам, был утомлен жарой и тряской, то доктор, не имевший никогда подобного опыта, был измотан вконец. Больной лежал в зимовье, в нем я узнал лесника. Он был плох, и у него начиналась гангрена. О транспортировке не могло быть и речи. Пришлось оперировать на месте. Неожиданно больной оказал такое сопротивление, что его пришлось связать, и он сдался только после того, как ему, поскольку не было наркоза, влили стакан спирта. Мне же пришлось ассистировать доктору. Почему-то я плохо переношу человеческую кровь, хотя на своем веку убил не один десяток зверей. В течение четырех часов мне пришлось подавать то скальпель, то ножницы, пока доктор равнодушно ковырялся в зловонной ране цыгана. Это зрелище утомило меня больше дороги. Всю ночь мне снились кошмары. Я то и дело просыпался. Перед утром я лежал с открытыми глазами, когда рядом различил какое-то шевеление. Прямо к моему горлу тянулась волосатая рука. Я с омерзением отбросил её. Цыган зашипел рядом:

– Ты, падла, решил меня прикончить со своим докторишкой, думаешь, я тебя не узнал, хоть ты тогда был в наморднике. Нет, ты подохнешь скорее меня.

– При всем желании я мог убить тебя раньше и проще, не изобретая что-нибудь. Ради того, чтобы убить тебя, я не тащился бы сюда пять часов по жаре. Живи, падаль, твоя душонка не нужна никому.

Он тяжело задышал и заворочался на нарах:

– Мы ещё встретимся на узкой дорожке!

– Желаю удачи, – сказал я и вышел.

Остаток ночи и добрый кусок утра провел я на свежем воздухе на куче веток, укутавшись в одеяло. Меня после этого не мучили больше кошмары и бессонница.

Нас вывезли только через сутки, пока не прилетел вертолёт. Уже в электричке доктор спросил меня:

– Ты не находишь, что мы лечили какого-то дурака? С чего ему в голову пришла бредовая мысль, что я его хочу убить?

Я назвал его. Доктор расхохотался и сказал:

– Пути Господни неисповедимы!

Он отвернулся от меня к окну и захрапел, мало заботясь о чём-то ещё.

Мне теперь несколько жаль, что из моей жизни ушел этот человек. Я уже привык к чувству опасности, исходившему от него. Это всегда шевелит душу и вносит свежую струю в жизнь. Мне даже кажется, что несчастие, происшедшее с ним, есть следствие наших с ним отношений. Как знать: закончен ли наш поединок, но пока трупы убраны, кровь присыпана песочком, пистолеты вложены в ящик, а секунданты расползлись по своим норам…

Прелюбопытное происшествие произошло вчера вечером. Как обычно, перед сном, около двенадцати часов, я направился погулять. Я люблю это время. Улицы замирают, только одинокие прохожие попадаются на пути. Стоит легкая, сотканная из неотчетливых звуков тишина. Погода была на редкость теплая, тихая, но, по майски, не душная. Жар уже спал, так что легко дышалось. В небе тусклым фонарем висела полная луна, так что на улицах было достаточно светло, чтобы обходится без фонарей. Плыл лёгкий дурман черёмухи. Я легко ориентировался в К.. Я никого не опасался, хотя К. всегда поражал меня грубостью нравов и каким-то кержачьим духом, но я к нему уже привык и почти не замечаю. Раза два я подвергался нападению во время своих прогулок, но моё бесстрашие и техническое превосходство, позволило мне обойтись малой кровью и успокоить местную шпану, которую могут убедить только крепкие кулаки.

Прогулки действуют на меня успокаивающе. В этот вечер я бродил около часа. На удивление это утомило меня, и я решил вернуться пораньше домой, но, не дойдя полукилометра до него, я услышал за спиной лошадиный топот. Я невольно прибавил шаг. Вскоре меня догнали два всадника. Один, молоденький цыгановатый паренёк, напирая на меня лошадью, закричал сиплым ломающимся голосом:

– Ты что, дядя, страх потерял? Или по рогам захотел?

Ничего не угрожало мне. Свет фонаря освещал его. Он был худ, по-юношески нескладен, с копной нечёсаных волос. Второго я не успел рассмотреть.

– Деньги давай, дядя! Деньги! – закричал он.

На меня пахнуло перегаром. Справится с ним для меня не составило бы труда, но драться не хотелось, кроме того, второй не проявил особой агрессивности.

– Возьми, – небрежно ответил я, решив посмотреть, как он это будет делать. Впрочем, денег у меня вообще не было ни в одном кармане. Ни гроша.

Второй или более рассудительный, или трезвый, отъехал в сторону. Чернявый был более решителен: в воздух что-то просвистело, и я едва успел прикрыть лицо рукой. Её обожгло сильным ударом. В экстремальных ситуациях я действую почти автоматически: я бросил тело вперед, и в следующее мгновение нападавший уже лежал на земле без движений. Второй спешно повернул лошадь и ускакал в темноту. Преследовать его не было смысла. Я вернулся к лежащему на земле человеку. Было достаточно светло, и я заметил, как у него под головой образуется темная лужа. Убийцей, пусть и невольным, я не хотел быть. Подняв голову, я почувствовал, что по пальцам течёт что-то теплое и липкое. Ясно было, что это кровь. Я потряс его. Он застонал и зашевелился. У меня отлегло от сердца. Делать было нечего: я помог перебраться ему поближе к фонарю. Голова у него была цела, лишь из разбитой брови обильно текла кровь. Он уже полностью пришел в себя. Я дал ему свой платок.

– Где ты живешь? – спросил я, поскольку была необходимость отправить его домой.

Он насторожился, но назвал деревню, что была километрах в трёх от К.. Пока он объяснял мне всё это, я невольно обратил своё внимание на его лошадь, которая отчего-то не убегала от нас, а лишь стояла несколько в стороне, наблюдая за нами. Как ни плохо разбирался я в лошадях, но эта произвела на меня впечатление и понравилась с первого взгляда. Это был жеребец. Широкогрудый, может несколько массивный, но на редкость пропорционально сложенный, со стройными крепкими ногами, с развитыми мышцами, играющими по всему телу. При всем том он показался мне лёгким грациозным животным. Он был вороной масти, только небольшая отметина светилась на лбу.