Виктория Габриелян - Тридцать три счастливых платья

– Я присоединюсь к тебе, как только сумею.

– Можешь себя не утруждать.

Через неделю Барбара улетела в Пуэрто-Рико. Рональд так и не смог присоединиться к ней. Из Оклахомы он вернулся только через месяц. Расследование взрыва в офисном здании, унесшего жизни ста шестидесяти девяти человек, в том числе девятнадцати детей, занимало все его время. И даже уведомление от юриста о том, что Барбара подала на развод, не отвлекло его от расследования. Он всё оставил жене и детям и легко перевелся в Оклахому.

В Пуэрто-Рико в один из одиноких, но прекрасных солнечных дней Барбара зашла в небольшой магазинчик, торгующий женскими платьями в национальном стиле жибаро [11] Jibaro (исп.) – национальный пуэрториканский костюм, в котором отразилось влияние испанской, карибской и латиноамериканской культур. . Среди ажурного великолепия перьев, кружев, ярких полосатых и цветных тканей ее внимание привлекло элегантное свадебное платье цвета слоновой кости с накидкой, расшитой речным жемчугом. Она застыла перед необыкновенным нарядом как вкопанная. К ней подошла хозяйка в пышной цветной креольской юбке и белой кружевной блузе со спущенными рукавами до локтей, открывающей смуглые плечи. Черные как смоль волосы украшал гребень с белыми цветами.

– Я сшила это платье для племянницы, украсила жемчугом, сто ночей провела за вышиванием, – сказала женщина с сильным испанским акцентом.

– Сто ночей! – ужаснулась Барбара.

– Да, это очень кропотливая работа, но племянница купила готовое американское платье, – пожаловалась женщина Барбаре.

– А я бы выбрала это!

– Ну так примерьте, я же вижу, что оно вам понравилось.

– Платье прекрасно, без сомнения, но мне не нужно свадебное платье. Я замужем.

– Я умею читать по глазам, – улыбнулась женщина, – а в ваших глазах я вижу растерянность и сомнение. Вы хотите изменить свою жизнь, не так ли?

– А у меня получится? – вдруг спросила Барбара.

Женщина засмеялась:

– А вы примерьте. Вам необязательно покупать, просто полюбуйтесь на себя. Индейцы тайно верят, что девушка, покупающая свадебное платье, выбирает себе судьбу. Главное – выбрать правильное.

Барбара послушалась, всё равно занять себя в одиноком отпуске было нечем.

Платье сидело на ней великолепно, она даже помолодела лет на десять. Жемчужный цвет очень шел к ее загорелой коже и голубым глазам. Легкими складками, подчеркивая стройное тело, шелк струился по ногам и касался пола. Барбара привстала на цыпочки, прошлась перед зеркалом и засмеялась. Она обязательно купит платье – просто так, назло всем.

Хозяйка заглянула в зеркало из-за спины Барбары.

– Не сомневайтесь, платье принесет вам счастье, уж я-то знаю, – сказала женщина и подмигнула Барбаре, – а это вам в подарок.

И протянула Барбаре роскошный веер из перьев фламинго.

Самолет оторвался от земли и, сделав круг над изумрудным берегом острова, взял курс на север. Барбара откинулась в кресле и прикрыла глаза. Ей почему-то вспомнилась бабушка Лина, которая показывала маленькой внучке свое свадебное платье, сшитое из белого поплина, с кружевной фатой и сохраненное ею в память о муже и счастливой семейной жизни.

На похоронах бабушки, когда все, опустив головы, молились вокруг гроба, красивая белая птица в серых крапинках и с горбатым клювом, разогнав ворон, уселась на голую ветку прямо за спиной священника. Мама подняла голову, и птица вдруг крикнула громко и протяжно, потом расправила широкие крылья и стремительно улетела вверх, стрелой рассекая свинцовое небо.

– Это сокол, – мама наклонилась к Бобби. – Бабушка с нами попрощалась… В девичестве она была Каролина Фальк.

Бобби ничего не поняла. Спустя много лет она узнала, что девичья фамилия бабушки была Фальк, что в переводе со шведского означает «сокол».

И, уже погружаясь в сон, Барбара вдруг четко, как будто наяву, увидела лицо бабушки, которая прошептала ей, как в детстве, на ушко: «Allt ska bli bra…» [12] «Всё будет хорошо…» (швед.)

Лина Фальк никогда не видела такого высокого и чистого неба. В Швеции небо часто бывало свинцовым, тяжелым, иногда бледно-голубым, иногда прозрачно-белым с прожилками перистых облаков, но никогда – таким ярким.

В Северной Дакоте небо было настолько голубым, что, казалось, его покрасили самой насыщенной лазурной краской. Высоко парили ястребы, они почти не двигались, как будто их подвесили к небесному своду. Лина долго наблюдала за птицами, пока глаза не устали от голубизны и яркого солнца. Справа и слева от дороги тянулись пшеничные поля. Прямая пыльная дорога уходила далеко за горизонт. Ни деревца, ни дома, ни холмика… Только небо, пшеница, ястребы и дорога. Лине было семнадцать, когда она и старший брат покинули Швецию. В Канаде жили родственники, и раз в год от них приходила рождественская открытка. Старший брат отца обстоятельно, обращаясь ко всем двойными именами, поздравлял с Рождеством, а затем детально описывал, сколько акров земли оставили под озимые и сколько пудов зерна засыпали осенью в свой собственный элеватор. Заканчивалась открытка всегда одним и тем же вопросом: «Что ты решил?» Отец вздыхал, пыхтя, раскуривал трубку и прятал открытку в жестяную коробку из-под печенья с полустершейся картинкой на крышке: мальчики катаются с горки на санках, на одном из них красная вязаная шапка. Точно такая была у его старшего брата, который теперь жил в Канаде. Шапка переходила от брата к брату, отец был самым младшим в семье, всё донашивал после братьев, и красную шапку тоже.

Но однажды, в году так 1892-м, из конверта с открыткой выпали письмо и фотография. На ней был изображен светловолосый мужчина в пиджаке и шляпе: губы плотно сжаты, лоб широкий, нос прямой, всё лицо как будто из камня вытесано, сразу видно – скандинав. Из кармана пиджака выглядывала цепочка часов. Отец повертел фотографию в руках и принялся читать письмо. Брат подробно описывал ферму, принадлежащую хозяину фотографии. Звали того Оле Доккен, и имел он пять тысяч акров земли в штате Северная Дакота, в основанном норвежскими переселенцами местечке Доккен, что на границе с Канадой. У брата были какие-то дела с этим фермером.

«Твоя Каролина подрастает, ей уже скоро пятнадцать-шестнадцать? Пора замуж. А лучшей партии для нее и не сыскать. Мистер Доккен – вдовец, у него пятилетняя дочь растет без матери. Хозяйка нужна в дом и мать для девочки. Долго не думай, а то какая-нибудь шустрая девка приберет Доккена к рукам».

Прочитав письмо, отец присоединил его к открыткам в коробке, еще раз внимательно рассмотрел фотографию и повернулся к жене:

– Что ж, так тому и быть!

Сам он не решился оставить Швецию и пересечь океан. Старшей дочери Лине справили нехитрое приданое: два хороших шерстяных платья – синее и коричневое, вышитую скатерть и две нарядные наволочки. Вместе с бельем сложили всё в небольшой старый чемодан. С Линой отправили и старшего сына: всё-таки боязно было отпускать за океан дочку одну совсем ещё ребенка. Мать сняла с плеч шерстяной платок, повязала его дочери и заплакала.