Саша Кругосветов - Счастье Кандида

Дорога вела путника в сторону заката солнца. Поэтому справа от нее была северная сторона, там дул сильный холодный ветер; он завихрялся между чахлыми предполярными соснами и наметал небольшие сугробики снега между кочками, заросшими то гигантской финской садовой голубикой с огромными ягодами, то низкорослым вереском с фиолетовыми цветами, а также фиолетовыми же поганками. В общем, справа от дороги погода была совсем плохая, а редко встречающиеся домики – гнилыми и покосившимися. У дверей своих хижин стояли пожилые усталые люди и провожали Кента, казалось бы, грустным, но на самом деле откровенно недобрым взглядом. Коровы бродили тощие, а гуси настолько обессилели, что у них уже не было сил самостоятельно выбраться из грязных луж. Собаки, заметившие Кента, хотели было облаять путника, но вместо этого зашлись в тяжелом скрипучем кашле и долго не могли после этого прийти в себя.

Зато слева, на южной стороне, все было совсем по-другому. На небе – ни облачка, светило теплое сентябрьское солнце, хотя и наступил октябрь. На ветвях редких зонтичных деревьев, наподобие ворон, разместились стада маленьких черных козочек.

Вдоль аккуратных белых мазанок поднимались огромные соцветия борщевика, перемежающиеся с нарядными группами подсолнечника. Теплый ласковый ветерок гулял между этими декоративными растительными конструкциями в стиле модерн и тщательно следил за тем, чтобы пыльцу, а потом и семечки подсолнуха не унесло случайно на северную сторону, и наоборот – чтобы ядовитая пыльца и запахи борщевика улетали только на север и ни одно семя этого зловредного растения не упало на благодатную почву южной стороны.

По улицам бродили упитанные сиреневые коровы, подталкивали мокрыми носами парней к девушкам, девушек же, наоборот, к парням, намекая на их грядущее любовное сближение и последующее семейное счастье. А в это время неловкие пушистые бычки, глуповатые козочки, благодушные собаки и забавные кошки беззаботно играли в салочки; их белозубые улыбки на время отрывались от них и самостоятельно витали в воздухе, образуя подобие некого облачка, олицетворяющего немудреное благополучие деревенских животных.

У дверей мазанок стояли чистенькие старушки в ярких павловоострожных головных платках и торговали бесчисленными сортами разноцветных лакированных яблочек этого счастливого края. Некоторые из бабушек при ближайшем рассмотрении оказывались премилыми девушками, которые помимо яблок предлагали одинокому путнику и себя, пока непонятно – в качестве некого бонуса или за денежное вознаграждение. Кент подкатывал к каждой бабулечке и у каждой пробовал яблоки, пробовал, но не покупал, а девушек не пробовал, потому что не был уверен в своей платежеспособности, а по большому счету – и в своей мужской состоятельности, которой в прежние времена гордился и даже красовался, и, надо признать, не без основания.

В чем причина его теперешнего падения? Вспомнилась почему-то тетя Зина. Зачем он вообще едет к Шародею? Шародей, конечно, маг и волшебник… И близкий друг Кента. Он и такие проблемы умеет решать, и сякие… Одним словом, «великий магистр». Но причина сегодняшнего ужасного падения Кента только в нем самом.

Перед его глазами пробежала череда женских лиц. Он был владельцем знаменитого ООО «Раздевалов Ltd.» , создавал и разрушал состояния, ворочал миллионами. Казалось, ему было доступно все. Но это лишь два первых уровня пирамиды потребностей Маслоу [2] Пирамида потребностей Маслоу отражает одну из самых популярных и известных теорий мотивации – теорию иерархии потребностей. – физиологические потребности и безопасность жизни. Всего два уровня из пяти. А Кенту, как любому человеку, хотелось самореализации, хотелось добиться уважения других людей, да и самоуважения тоже. Ему хотелось любить. Любить и быть любимым – почему бы и нет? Почему любовь столь тотально выпала из его жизни? Не приложила ли к этому свою пухленькую ручку сестрица его мамы, милейшая тетушка Зина?

В тот год, когда Юрочке исполнилось семнадцать и он только закончил школу, его матушка, растившая без мужа своего шустрого мальчонку и работавшая сверхурочно, без выходных и по вечерам участковым врачом в поликлинике, решила дать сыну возможность отдохнуть летом на свежем воздухе. Договорилась с младшей сестрой Зиной, и они вместе сняли для своих детей дачу в Братскоозерном Переливе. Юра сразу решил, что не станет корпеть над учебниками и поступать в высшее учебное. Через год так и так в армию. И хорошо было бы классно провести оставшееся время, оттянуться, как следует, постараться поправить пошатнувшееся за годы учебы здоровье и вкусить разнообразные радости жизни, которые сами так и просились в его молодые руки.

Подружился с братскоозерной шпаной, участвовал во многих сомнительных проделках завсегдатаев местных тусовок, почти ни от чего не отказывался. Но попоек избегал, вообще не пил, курить курил – но только не дурь, не ширялся, не нюхал, – эти увлечения были ему непонятны с тех самых первых лет, как он стал себя более или менее осознавать; подобные развлечения были ему не по душе. Местные молодежные авторитеты закрывали глаза на этот его явный дефект, благоволили ему – за веселый нрав и легкий характер, за смелость, за готовность постоять за товарища. «Правильный пацан», – говорили они и принимали Юру как своего. В общем, Юра гулял, и гулял временами за пределами закона.

А в это время сестра его Настена, дочь тети Зины, упорно сидела над учебниками. Она твердо решила поступить в Публичный институт, и никакие уговоры старшего брата отвлечься, сходить с ней на местную тусовку или заняться чем-нибудь другим на нее не действовали.

– Зачем тебе, Настена, эта зубрежка? У тебя, наверное, размер F, никак не меньше. При твоих формах все лучшее, что в жизни бывает, само придет, придет и будет еще умолять, чтобы ты согласилась принять его. Спроси хоть у Переливских пацанов. Любой из них все для тебя сделает – все, что ни попросишь.

– Во-первых, у меня пока еще не F, размер E или чуточку больше. И ты меня, Юрочка, не сбивай. Чтобы стать по-настоящему публичной женщиной, нужно много читать, – отвечала она ему со всей присущей ей обстоятельной серьезностью.

Тем не менее, несмотря на свою постоянную занятость и природную строгость, она, ни на минуту не отрываясь от учебника, позволила любимому брату досконально изучить все наиболее заметные холмики и укромные уголки своего неплохо уже сформировавшегося женского естества. В общем, она не возражала, и вовсе даже не потому, что ее всякое такое как-то особенно привлекало – она относилась к таким занятиям достаточно рассудочно, просто понимала необходимость получения подобного опыта для формирования несокрушимого характера по-настоящему публичной женщины, которой она рассчитывала стать в самые ближайшие годы.