Владислав Гринберг - Река

С мясом по десять копеек, с горохом по шесть. Стоит тумба с емкостью для горячей воды. В нее вделаны две кастрюли с пирожками. Продавщица, монументальная дама, лет под пятьдесят, выглядит, как и должна выглядеть одесская торговка пирожками. На мощный торс надета телогрейка, на нее натянута когда – то белая, засаленная куртка, Над красным от здоровья и холода круглым лицом с крупными, рублеными чертами высится прическа «хала» из выбеленных перекисью волос. На руках перчатки с обрезанными концами. Пальцы напоминают короткие розовые сардельки. Она ловко накалывает пирожки вилкой, кладет их на кусок серой обёрточной бумаги. Сдачи дает только когда покупатель устанет ждать и напомнит.

Запах от пирожков идет не ахти. Жарят их в самом дешевом костном жире. В гастрономе он по 60 коп. за кило. Да и сколько пирожков прожарится в этом килограмме!? Даже они, вечно голодные студенты, такое не покупают.

Вот по тротуару медленно, шаркая подшитыми валенками, бредет старая еврейская бабуля. На ней древнее, выцветшее пальто с остатками какого – то меха вокруг шеи. На голове серый платок из козьего пуха. В руке авоська с бутылкой кефира и французской булочкой. Спина сгорблена. Большой еврейский нос висит книзу, как у Бабы Яги.

Старушка поравнялась с лотком. Конечно, ей не нужны эти пирожки. Она знает, на чем их жарят и что кладут внутрь. Но ей надо с кем – то пообщаться, оставить хоть какую память о выходе из дома. Она притормаживает, топчется на месте и скрипучим голосом с неистребимым акцентом, но громко и внятно спрашивает:

У Вас пигожки с чэм?

Продавщица, не повернув головы в ее сторону и даже не скосив глаз, мгновенно и громко «выдает в эфир» только одно слово:

– ДА!

Бабка понимающе пожевала губами, опустила еще ниже свой нос и пошаркала дальше.

******

Почему он вдруг очутился в этом, забытом в старости крохотном кусочке долгой жизни? Ответа не было.

Жаль, подумал он, но без досады, просто констатируя факт отсутствия ответа, как констатировал появившийся впереди, далеко-далеко, еле видимый островок. Или бугорок на берегу на повороте реки.

Течение, не замедляясь и не прибавляя ходу, приближало, увеличивало в размерах этот кусочек суши. Да, островок с длинной отмелью и скудной растительностью на небольшом, метров в пятьдесят, бугорке. По его склонам двигались какие-то тени. Похоже, это были люди. Через несколько минут он действительно разглядел полтора десятка человеческих фигур в длинных светлых балахонах.

Ноги коснулись дна. Впервые. Оказывается, оно у реки есть. Он побрел по мелководью, выходя на отмель. По мере выхода его плечи, руки, чресла, всё, что покидало воду, покрывалось таким же белым балахоном, как у островитян. Это была не ткань, не вата, какой казалась издали. Это можно было сравнить с очень плотным слоем тумана, сформировавшегося вокруг его тела. Когда его ноги окончательно вышли на сушу, туман покрывал его до пят. В него можно было погрузить руку, ощупать голое тело, но убрать его или изменить форму было невозможно.

К нему направились три ближайшие фигуры. Двое мужчин, белый и негр, и маленькая девочка, по всем признакам китаянка, или вьетнамка.

Он услышал, нет, ощутил внутри себя вопрос встречавших. Он родился внутри, но явно шел от них. Он даже не понял, на каком языке этот вопрос пришел, просто прочел мысль, обращенную к нему:

– откуда ты пришел, человек?

– из России, послал он мысль в ответ.

Он был уверен, что ответил и был услышан по оживлению на лицах взрослых и удивленно распахнутым глазам девочки.

–тогда тебе повезло!

С радостью на лице белого мужчины пришел к нему такой же безгласный ответ.

–иди за мной.

Они прошли всю длинную отмель, поднялись на пологий бугор, покрытый редкой травой. Пятеро сидели в круг лицом друг к другу, и по оживлению на лицах и даже жестикуляции было видно, что они увлечены таким же немым, но бойким разговором.

–Там есть русский, просигналил мысленно провожатый.

А ему уже не надо было ни каких пояснений. Он бросился к одному из сидящих с немым возгласом:

–Олежка! Это ты, дружище!

Подскочил к встававшему навстречу другу и коллеге по работе. Раскрыл объятия. Но руки прошли сквозь друга, как сквозь воздух.

–Стоп, Влад, ты что, только прибыл?

Олег отошел на шаг, смотрел смеющимися глазами и немо продолжал:

–тут телячьи нежности не проходят. Бестелесные мы дружка для дружки. Даже голосом не поговоришь. Садись. «Поболтаем». Он руками обозначил кавычки. Вопросов у тебя, поди, с вагон?

*****

Он вспомнил, а лучше сказать, очутился в их каморке без окон, но с очень высоким потолком, так что ребята на высоте трех метров устроили балкончик из досок, служивший местом отдыха в период авралов. Стол прораба с арифмометром «Феликс», счетами и стопкой справочников с таблицами расценок. Его первое рабочее место на руднике «Маяк» в заполярном городке Талнах, спутнике легендарного Норильска. Он, желторотый выпускник Одесского политехнического, прибывший по распределению, и получивший должность мастера. И его первая бригада, все не старше 26 лет, в основном, после армии. Виктор Киселев, по прозвищу матрос – служил на флоте, Генка Жереги – молдаванин по национальности и кличке. Бригадир Жора Трущев, и Олежка, на год старше Влада, крепко сбитый невысокий блондин.

Специалистами среди строителей и монтажников они были не простыми. Монтировали и налаживали системы автоматизации, среди многочисленных организаций слыли «интеллигенцией».

-помнишь, Влад, как за харчами в гастроном для нас на «Маяке» бегал? – Олег смеялся одними глазами, – как мы тебя в выработки не пускали…

–Да! Я сейчас, как будто, в нашей прорабке сижу. Пару раз с вами спускался. Понял, что работа налажена и мне под землей и делать нечего. Бригадир понятно объяснил – твоё дело, мастер, материалы подвозить, инструмент, инструктажи да наряды. А уж когда перед Новым Годом авралили, недели две вы практически без перерывов работали, спали на «балконе», тогда и харчи за мной были. Меня то, к молодой жене на ночь отпускали, а сами четко справились. И не бурчал ни кто. Жора сказал, что за два три отгула и хорошую декабрьскую зарплату всё сделают. Не первый раз под Новый Год объект сдавать.

Влад постарался. Наряды закрыл, как мог, вернее, сколько пропустил Отдел труда и зарплаты. А 30 декабря работа была закончена. Он с бригадой выпили пару бутылок «Московской» на 12 человек за наступающий 1969 год. А после выходных Влада забрали в отдел подготовки производства, присвоили должность старшего инженера.

-Я знаю, Олежа, что ты давно, уж лет как двадцать ушел. Я уже в Москве обретался. Ты в Лесосибирске. Но тридцать лет на нашей фирме вместе! Не забыть.

Читать дальше