Zaynul!n - Полёт опалённой бабочки

– Я предлагаю тебе насладиться архитектурой нашего бульвара!

Вдруг перед Аллой предстала целая коллекция прекрасных зданий, выстроившихся вдоль дороги, аккуратно выложенной отполированными камнями. Она в изумлении спросила:

– Алексей Максимович, скажите, а от чего здания здесь такие красивые? Кажется, что каждое из них живое; прямо чувствую, как они следят за нами. Откуда такие ощущения?

– Это разрушенные в реальности здания. Справа от тебя изначальный Храм Христа Спасителя, Сухаревская башня, Страстной монастырь, некогда разрушенные в Москве; слева – Литовский замок, Грот и фонтаны Летнего сада, Знаменская церковь, что некогда украшали Петербург, впереди Часовня апостола Варфоломея, когда-то существовавшая в Баку.

– Сейчас тоже строят наподобие с такими же геометрическими параметрами. Но новые здания не производят такого же впечатления, как эти. В чём отличие?

– Слышала когда-нибудь, что Бог сотворил Адама из глины? Он оживил кусок земли, и она стала человеком. Точно так же обстоит дело и со зданием. Оно может быть либо просто глиной, либо оживлённой глиной. Поэтому идентичные в своей геометрии здания могут вызывать совершенно неоднозначные чувства. Всё зависит от того, кто был их творцом.

Алла заметила, как сквозь грудь Горького начала пробиваться пульсирующая тень. Очевидно, что это была тень сокращающегося сердца.

– Опять началось! – восторженно прошептал Алексей Максимович. Он глубоко вздохнул и блаженно посмотрел в небо…

– Что случилось? – полюбопытствовала Алла.

– Какой-то мальчишка из реальности сейчас читает моего «Данко» на протяжении многих месяцев, каждый день, в одно и то же время. Кажется, в 17:34. Когда он читает, я вновь начинаю ощущать, как жизнь стучит в моей груди. Хотя обитатели этого мира уже давно не слышат стуков своих сердец… они останавливаются в реальности… Но я – исключение. Этот четырёхкамерный пульсирующий орган возникает во мне вновь и вновь каждый день, когда этот мальчишка читает «Данко». Знаешь, это мой самый любимый читатель из всех существующих. Я жил и трудился всю свою жизнь… главный подарок за это – этот мальчик. Никто, совершенно никто так не окрашивал своими чувствами моё детище…

– Каким образом вы связаны с вашими произведениями?

– Понимаешь, я давно ушёл из реальности, но в ней остались квадратные километры моей «кожи»! Это листы моих книг, размноженные по всему миру. Как и любая другая кожа, моя писательская регенерирует, то есть издается, тиражируется. Как и на любой другой коже, на ней есть свои чувствительные элементы – это буквы, слова, предложения. Они передают мне сюда ощущения, глубокие и не очень, равнодушные и восторженные. Каждый читатель касается моей «кожи» по-своему. Каждый читающий меня оставляет на моей бумажной поверхности неповторимые ощущения. Я всё чувствую здесь… А этот мальчишка. Почему он так горячо читает поэму про Данко? Почему именно её?!

Алла увидела, как из грудной клетки Алексея Максимовича начала вытягиваться тоненькая, как паутина, линия. Она закружила вокруг них, завиваясь в конус. Алла словила её ладонью и начала считывать оттуда уже знакомые чувства. Прочитав их, она сказала:

– Его зовут Костей… Он в детском доме… у него больное сердце. Костя завидует таким людям, как Данко.

– Откуда ты знаешь?! – удивился писатель.

– Знаю… Мне довелось прочесть язык этого сердца несколько месяцев тому назад. Я запомнила его навсегда. До сих пор храню запись, вынутую из груди малыша… в виде короткой несуществующей в реальности линии ЭКГ. Временами перечитываю эту линию… Как же помочь мальчику?

– В конце отрезка земной жизни… самый последний миллиметр её открывает непосвященному человеку один важный момент, неожиданный такой, который надо бы знать с рождения и помнить на протяжении всего земного пути: наши тела – это не мы… многие забывают про себя, теряются в этих арендованных у земли оболочках. Проблема Кости – лишь проблема его оболочки. Последняя обязательно придёт в соответствие с его мечтой, которая и есть он сам. Его мечта сильна. Ведь каждый день оживляет во мне полноценное сердце!

Алла заметила, что на лице Горького время от времени появляется и движется тень Ленина, куда бы писатель ни встал, чтобы он ни делал.

Алла спросила:

– А почему на вашем лице периодично появляется тень Ленина?

Алексей Максимович в качестве ответа выдохнул утомлённость. Алла же продолжила:

– Очень жаль, что огромное полотно вашего искусства было скатано в рулончик и опечатано словами «Буревестник революции». Очень обидно. Ведь ещё по вашим первым работам я поняла, что вы человек свободно мыслящий, видящий мир дальше политики, шире гражданства, видящий его в неделимом общечеловеческом аспекте. Но ваша мысль, как и всякая другая, являясь жидкой субстанцией, приняла ту форму, которая была угодна большинству в то далёкое время. Когда читала ваши произведения, особенно ранние, мне казалось, что вы больше, чем человек. Чувствовалась какая-то иная природа в вашем мышлении. Мне всегда было интересно, что же за мозг у вас такой, генерирующий такие мысли! Мне казалось, что он у вас должен был быть особенного строения. Потом узнала, что, оказывается, ваш мозг действительно изъяли, чтобы изучить… отправили в научно-исследовательский институт. Не я одна была такой любопытной.

– И что толку, что они мой мозг на изучение отправили? Что они там надеялись найти? Три полушария вместо двух?! Не там надо было искать.

– А где?

– Серое вещество создаёт лишь формы слов. Но этого мало. Их объёмы нужно наполнить ещё и Светом… Он даёт жизнь живым существам, словам, музыкальным нотам, краскам художника – любое дело можно оживить им. По этой причине учёные, которые анализируют мир только при помощи интеллекта, не смогут прояснить истоки наших произведений. Что есть текст талантливого писателя с точки зрения их математической логики? Лишь мешанина букв… Что они могут там изучить своими методами? Допустим, разложить произведение на составляющие его буквы и подсчитать процентное соотношение каждой из них… Это ли формула великого романа? А как объяснить учёным, что талантливый писатель пишет на листах бумаги, гениальный же – на холсте самой жизни, изменяя её, задавая её тон, – увидев удивлённое лицо Аллы, Горький более уверенным тоном продолжил: – В этом-то и сила писательского дара: сделать невидимое и неосязаемое (мысль) ещё более значимым, чем материальное. Животворящий Свет оживляет формы слов, оживляет текст писателя… только он, делает его не просто мешаниной букв, а наделяет чем-то возвышенным. Это мой ответ на твой вопрос о том, где надо было искать.

– Как завладеть этим Светом, чтобы вложить его в слова?