Анна Голицына - Явления ночи пред ваши очи. Сборник фельетонов

– Такая хрупкая и такую тяжесть носить, как нехорошо! Я вот думаю, сделать бы серию снимков «Мигранты Москвы»… Запечатлеть их всех. Их обижают.

– Красивая была бы серия. Восточные лица интересны, но знаете, они ведь тоже иногда нарушают закон.

– Да, конечно. Неужели на Вас напали?

– Меня как-то трое окружили, приставали, а я больше всего испугалась за технику.

– Как это плохо, а вы обратились в правоохранительные органы? Их надо посадить, чтобы потом депортировать!

– Что вы, – рассмеялась Юлия, – мало разве среди наших таких идиотов, а потом больше нечем полиции заниматься – отделалась лёгким испугом.

Принесли штрудель. Юля нравилась ему всё больше. Чистая, наивная, но с огоньком под опущенными ресницами, эдакая рыжая бестия с лицом ангела. Он сочинил хокку в своём стиле и посвятил ей.

Однако, пора было и честь знать, ведь в стране было много геев, которые требовали его защиты, а американское посольство выделило грант и предложило привести гея, который открыто говорил бы о своей ориентации, в Госдуму. Одним словом, он получил от неё снимки, оплатил всего один из заказанных десяти, так как грант ему ещё не перевели на счёт, а рестораны обходятся дорого. Юрий часто встречался с коллегами и клиентами в ресторанах, но эти встречи были вложением в дело, а обед с фотографом деловым он назвать не мог. Но так как хотелось увидеть вожделенную Лолиточку, то спустя месяц он пригласил её в кофейню на открытом воздухе. В зелёных глазах он увидел всё то, чего не видел уже давно – ручьи и птиц, смех и радость, радугу и летний дождь. Голова закружилась, он заказал к шашлыку ещё две порции суши и бутылку вина. Он нравился ей. Он был в этом уверен. Потом они шли по бульвару, и он доставал кошелёк и покупал букеты цветов, чтобы видеть в её глазах пляшущие искры пламени. Грант вот-вот должны были перевести на счёт его ОЗГ – общество защиты граждан. Ну, или геев, кому как нравится.

Юле нравилось, что этот вроде бы юрист и чиновник, ведь её новый друг был членом всех комиссий, какие были в пределах Садового кольца, оказался столь тонкой натурой. Заядлый театрал, знал наизусть «Евгения Онегина», играл на трубе, восхищался закатами на Волге, и не станем скрывать, – восхищался ею. Встречи пролетали незаметно, в ресторанах и кафе, так как с прогулками было сложно – он очень уставал, и к тому же она любила ходить быстро, а к его медленной походке надо было приноравливаться. Одним словом – она была лёгким прогулочным корабликом, он – Титаником.

Лето летело, он должен был уехать на воды в Карловы Вары. Билеты заказал ещё давно, по скидкам. Здоровье его пошатывалось. Большие нагрузки, давление, печень. Юля обещала ждать, ей так хотелось, чтобы он поправил здоровье, ведь где это видано в сорок с небольшим так тяжело дышать? Но, конечно, труд на благо гражданского общества, ведь гражданское общество просило встреч в ресторанах, а ты же понимаешь надо пить, надо, хотя не хочется, но надо.

Лишь сев на борт, он стал писать ей. Его волновало, как там она, его Лилит, демон страсти, воплощение нежности. Грустил и печалился. Помнил, что так и не оплатил своему милому другу фотографии. Но верил, что материальное неважно. Написал, когда приземлился. Она не всегда отвечала, но, когда отвечала, писала весело, где она и с кем.

В богемной тусовке многие судачили о ней. Ему вспоминались эти слухи. Она была далеко в городе соблазнов, где минута проходит за две, а он жил размеренной жизнью на водах. Прогулки, диета, доктора. Заморские эскулапы говорили, вы что-то заметно волнуетесь, у вас высоковат пульс, вас будто ваши проблемы грызут изнутри, надо бы спокойнее, а то лечебное голодание пропишем. Юрий Иосифович опускал голову, а перед глазами была Юля, проводящая съёмку спортсмена в частной студии. Спортсмен был молод и хорош собой. Давление подскакивало. Он написал своим знакомым пару писем с просьбой и притом весьма конкретной.

Часы превращались в годы. Старушки медленно ходили по улицам, мощённым брусчаткой, и пили кофе в изящных кофейнях, туристы утоляли жажду пивом, а он, глотая лечебные воды, испытывал всё большую жажду. Перед отъездом Юрий втайне от доктора выпил пива, закусил кальмарными кольцами, обжаренными в луке, и сырными палочками.

О, как неискренна она была, когда кинулась к нему на шею и заглянула своими глазами со всем их волшебством в его… Ведь он уже знал. Он всё знал. Как лживо она щебетала всю их встречу, и как подло и низко попросила всё же оплатить её работу. Там, в ресторане «Сытый бык», Юрий сказал ей тихо:

– Я не могу тебе заплатить, и мы больше не увидимся. Ты была неверна мне.

Бестия. Ведь он знал это с самого начала! Как только рыжая тварь услышала, что не получит своё, она изменилась сразу же, и сощурив глаза, метающие теперь молнии, пообещала переслать в СМИ ряд его других фотографий. Юля была уверена – заплатит, ведь никому не хочется видеть себя в газетах в нелицеприятном виде, а поскольку всё ещё думала, что грезит, то никуда ничего посылать не собиралась. Правозащитник ответил сухо.

– Твоё дело уже ведёт ФСБ. Кроме того заявления на тебя я отправлю в ГУВД, налоговую, а также в Союз фотографов. У тебя больше не будет работы.

– Не забудь также в гестапо и господу Богу. Только непременно укажи, что убедительно просишь спилить тебе рога.

Защитник прав человека прав всегда. У нас всех обижают. Всех. Он написал в налоговую, полицию, Союз фотографов и на Лубянку. Но успел отправить лишь одно. Новость об отказе в гранте застала его на почте. Надо было учиться жить по-другому. И начертав на конверте известный адрес, он вдруг ощутил себя убеждённым сталинистом…

О на подпирала кулачком щёчку сладкой миловидной женщины, в глазах которой была наивность, смешанная с грустью, но чаще всё же равнодушие. По этой ли причине, или по какой другой маленькая женщина почти никогда не понимала, что её разыгрывают. Вот как в тот раз, когда она со всей силы стегала бичом лошадь, кто-то из офицеров нарочито испуганным тоном, сказал, будто сам комбат заходил в манеж. Светлана вздёрнулась, бросила бич и только и смогла спросить, а видел ли это безобразие отец-командир….

…В который раз отогнав муху от дымящейся кружки с чаем, она отхлебнула и потянулась к вкусной булочке с маком, не забыв при этом добавить, что ей вообще-то нельзя, и что приятельница очень зря её соблазняет такими яствами, тем более что сбросить надо каких-то пять килограммов.

Знакомая журналистка что-то рассказывала про каких-то неизвестных Свете людей из телевизора, которых слишком хорошо знала и потому очень не любила. Света не совсем понимала почему, тем более, что она-то имён их не слышала, да и не смотрела она телевизор, как и не читала газет. Служба. Времени нет. Дочки, одна из которых совсем не радует, а вторая, Слава Богу, наконец, вышла замуж и освободила и без того маленькую жилплощадь. Что там ведомство-то выделяет своим сотрудникам? Смешно сказать, однушка на окраине Москвы, в новом районе, в котором на когда-то пахотных полях торчат зубами дракона страшные тридцатиэтажные и безликие башни. Но хоть денег не берут за это, пока служишь, живи, а потом… И тут Света вздыхала и грустила и подруга прерывала свои рассказы про какие-то политические события и участливо спрашивала, так что же Светлана планирует делать.