Владимир of Владимир - Русь святая

– Никогда ещё не пробовала ничего подобного. – Говорила курсистка Хващинская. – Поедая шашлык, только что положенный на её тарелку. – Вы прекрасный кулинар, эээ…

– Тимофей Евлампиевич. – Подсказал штабс-капитан Волин, у которого правая рука покоилась на шарфе, перекинутого на шею.

– Шо вы барышня, я энтаких слов не ведаю. – Смущённо отвечал Карача, подкладывая шашлыки, – с пылу, с жару, – как он выражался, выкладывая на тарелку следующей курсистке.

– Тимофей Евлампич, ты брат давай, присаживайся к нам. Нечего стесняться. – Сказал Волин, вытирая салфеткой подбородок: – Пальчики оближешь, господа.

– Шо вы ваше благородие, мы што, нам приятно угодить вашеству. – Улыбался Карача. И действительно, по его лицу было видно, что ему приятно когда его хвалят за дело.

Владимирский поднялся со своего места, опираясь на выструганную палочку, заковылял к вахмистру, и обняв его за плечи, усадил за стол.

– Да ты не смущайся, Тимофей Евлампиевич, бери всё руками. – Сказал казаку поручик: – Сейчас в Европе, очень модно есть руками, бутербродный способ называется. – Соврал Владимирский, что бы вывести казака из смущения.

– Вы поручик не только лихой рубака, но тактичный дипломат. – Говорил фон Клюге, пробующий вино из графина: – Гораздо более тонкий, чем вкус этого вина.

– Что я. Моих заслуг в том нету, что я кажусь лихим рубакой. Боль в сердце гонит меня в бой. Вот щас, нога болит с виском, и сердцу уже легче.

– Господин поручик, как я вас понимаю. Ведь раны в сердце оставляют нам не только пули и осколки. Куда страшнее холод женских, каменных сердец. – Сообщил Прапорщик Якименко, пытающийся ухаживать за мадемуазель Хващинской, которая сидела между ним и Владимирским, с лёгкой апатией на челе. Было очевидно, что девушка с больными вымоталась из сил, у неё под глазами были синие круги, впрочем как и остальных курсисток.

– Ах милый Николай Петрович, что бы растопить лёд снежной королевы, порой достаточно дать королеве выспаться в тепле у печки. – Задумчиво произнёс Владимирский, и Хвощинская сразу же благодарно ему улыбнулась.

– Здесь раненные, господа именно по этому мы и здесь. Самопожертвование, во имя семьи, во имя Родины, вот девиз нашего Смольного института. Вы не представляете господа, какая нагрузка легла на плечи наших выпускниц. А между прочим, две из них ученицы предпоследнего курса. Это мадемуазель Светлана и мадемуазель Лиза, представьте от них не одной жалобы.

От слов своей воспитательницы, шестнадцати летние девушки сильно смутились. По возрасту, они ещё не числились в невестах, а им уже так этого хотелось. Прапорщик Якименко, слушатель медицинского университета Вася и поручик Яблонский, стали с благодарностью целовать ручки девушкам.

– Правда ли господа, что наш генерал Иосиф Владимирович Гурко раньше служил гусарах? – Спросила курсистка Лиза.

– Истинно так, что ни наесть самый лихой гусар. – Ответил Поручик Яблонский.

Владимирский смотрел на всех этих раненных, усталых, смелых, милых и тактичных людей, не в состоянии понять, что в семнадцатом году случиться с Россией. Ведь теперь все эти люди разных сословий, готовы были умереть за Родину и справедливость. Так бывает всегда, лучшие люди готовы отдать за других, самое дорогое что у них есть, свою жизнь. А другие сидя дома у кормушки, подло будут рассуждать о патриотизме, желая только одного, за счёт кого-то, как можно больше себе нахапать.

– Ах, господа прошу меня простить, мне нужно спешить к раненным. – Откланялась мамзель Хващинская.

– Как же не спешить, у нас с простреленной грудью, лежит герой войны князь Лопухин. – Съязвила одна из курсисток, видимо намекая на какие-то чувства.

– Это правда, что князь в лазарете? – Спросил Владимирский у доктора.

– Сущая правда. – ответил фон Клюге.

– И что, он так плох? – проявил живой интерес штабс-капитан Волин.

– Состояние князя стабильное. Лёгкое не задето. Перебитая ключица, к свадьбе заживёт. – Последнюю фразу фон Клюге произнёс как бы шутя.

– Вы что же, думаете что наш женский сердцеед и волокита Валерий Сергеевич, способен жениться? – Зло сказал заурят-фельдшер Вася, переживая равнодушие к своей персоне, со стороны мадемуазель Хващиеской.

– Господа, по моему мы себе позволяем касаться неких пикантных вещей, способных если вовремя не остановиться, перешагнуть тончайшую грань приличного тона. – Остерёг присутствующих прапорщик Якименко, ухаживание которого за красавицей Хващинской, тоже осталось без внимания с её стороны.

– Я бы хотела поблагодарить вас господа, за прекрасный стол и ваше внимание, но нам действительно нужно возвращаться к больным. – Вера Ильинична забрав с собой своих воспитанниц, спустилась в лазарет.

– А как вы считаете Алексей Павлович, Махмед визирь все ещё может вернуться, и какие наши шансы выдержать осаду? – Спросил военврач у коменданта крепости.

– Вероятность есть. И для того что бы достойно встретить врага, нам не в коей мере нельзя терять бдительность. От турок нам достались две не повреждённые пушки, как видите их мы установили как раз в аккурат, что бы сбить натиск врага. Но нам требуется хороший бомбардир, что бы вести прицельный огонь по врагу, и тут ваша помощь необходима Борис Иванович.– Неожиданно обратился к доктору, Волин.

– Моя? – Удивился фон Клюге.

– У вас в лазарете, лежит один бомбардир-наводчик, некий Иванов, мне бы хотелось заполучить его в своё распоряжение.

– Это тот, что с перебитыми ключицами и повреждёнными лопатками? – Ещё больше удивился доктор.

– Пожалуй да, это он. Можно ли его поставить на ноги?

– Попробовать можно. Ноги у него целы, руки зафиксированы. Когда его нужно поставить на ноги?

– Желательно после обеда, Борис Иванович. Необходимо пристрелять пушки, выставив нужный азимут. – Как бы извиняясь, просил Волин.

– Придётся дать ему морфий. Алексей Павлович, чем мы располагаем, против Махмед визиря? – В глазах врача читался не поддельный интерес.

– В роте осталось, с легко раненными, около пятидесяти человек. Пол сотни вахмистра Карачи. Две пушки. Восемнадцать человек болгарских ополченцев, тех что освободили из крепостного каземата, способных держать оружие, остальные у вас в лазарете. Вот пожалуй и все. Словом не густо.

– Я не думаю, что Махмед визирь захочет вернуться к Хайнкейскому перевалу. – Закуривая папиросу, сделал свои выводы поручик Яблонский.

– Однако господин поручик, урядник Трофимов, отправленный мною в разведку, поспрашал тамошних болгар, живущих в долине. Те люди слыхали будто бы малый отряд турок, видели в ущелье. Тута они, чую я. – Заявил казак.

– Что вы вахмистр нас стращаете. У Махмед визиря тысяча всадников, где им спрятаться в ущелье-то. – Возмутился Яблонский.