Непушкин - Золотая рыбка

Мы с Борькой оставались добрыми товарищами и часто встречались, дабы за распитием какого–нибудь шмурдяка обсудить нашу роль в становлении капитализма в России. В общем, думали как много и быстро заработать. Однажды глубокой осенью Борька пригласил меня к себе на ночное дежурство. Ему было скучно, цистерн не ожидалось и мы давно не виделись. Недели две. Накопилась масса идей, требующих немедленного глубокого обсуждения. Прихватив бутылку молдавского вина Чадыр–Лунга, я явился на Борькину работу, полный уверенности в том, что именно эта бутылка разгонит мотор нашей фантазии и откроет путь к будущему финансовому раю.

Заседали в диспетчерской. Главным пятном на интерьере этой большой комнаты сверкал примитивный, весь в пыли, пульт управления с кучей лампочек и кнопочек. Рядом стоял телефон с грязной промасленной трубкой, но без диска для набора номера. Большое панорамное окно с сеточкой живописных микротрещин теоретически должно было открывать роскошный вид практически на всю территорию нефтебазы с ее подъездными путями, насосами, шлангами и огромными резервуарами. Но вида не было вследствие отсутствия освещения в тот конкретный исторический момент. Шел дождь, виднелись только капли на стекле. Чувствовалась неизбежность конца света. Встреча протекала в философском ключе.

– Борюсик, ты помнишь Демина? Ну Вадика, который на авторынке работает? Они там свой магазин хотят открыть, гонять машины из Финки и остальной Европы и толкать задорого.

– Да там все понятно, Жорик. Рынок бандосы держат, денег много, хотят еще больше, бэушные тачки в Европе копейки стоят, они там молятся, чтобы их кто забрал. А у нас они на вес золота. Рынок – площадка идеальная для продажи, сам Бог велел давно магазин открыть. Мы тут с какого бока можем прислониться?

– Понимаешь, они хотят не автохлам, серьезные тачки продавать. На заводы пытаются выходить, но те пока на контакт не очень идут. Не видят в них партнеров. Поэтому первое время будут скупать 1–2–х летние машины. Вадик предлагает мне поехать в Европу и организовать контору по скупке машин. В дальнейшем он хочет через эту контору налаживать контакты с производителями. Ты со мной?

– А почему он к тебе обратился?

– Ты же знаешь, мы с ним с горшков дружим, да и потом я с английским в ладах. У Демина с коллегами в отношении иностранной речи не очень. Йес оф кос бат нафига – это предел его совершенства.

– Что по деньгам?

– На первые закупки и обустройство деньги они дают. Потом сами. Предлагают 15–20 процентов комиссионных от проданных авто. Мне кажется, жить можно.

– Интересно. Но в чем подвох? Как-то все очень красиво получается.

– Подвох в том, что когда мы процесс наладим нам мощного пинка под зад выпишут, если каким-то образом незаменимыми не станем. Им бульдозер нужен, дорогу проложить, что тут не ясно?

– Резонно. Тогда зачем ты это предлагаешь?

– Видишь ли, Борюсик, не пристало хорошему мальчику из почтенной еврейской семьи томить свою задницу в этой жопе. Я предлагаю это исключительно из гуманитарных соображений, альтруистических побуждений и вселенской любви ко всем живым тварям вне зависимости от графы «национальность» в паспорте. Давай «по чесноку». Какое-то время мы все-таки провозимся там и что-то заработаем, если конечно не полные шлемазлы, как говаривал твой папаня, Царствие ему Небесное, точно не знаю, что ваша религия предлагает после прыжка ласточкой в бесконечность.

– А вдруг не выгорит?

– Борь, точно дядя Жора твой родной отец был, а? Ты чего боишься? Европу увидеть? Думаешь, все-таки гниет старушка? Даже если толком и не выгорит, ты не так сильно отупеешь, как отупел бы, сидя на этой бензобочке.

– Нефтебазе.

– Один черт, лебеди летят, а хрен ли толку…

– Да ты понимаешь….

Внезапный звонок телефона без диска прервал поток Борюсиных самооправданий лени и трусости. Он деловито схватил трубку и горделиво изрыгнул:

– Сливщик Роникович слушает!

– Сливщик, твою мать, – вслух сказал я, чтобы он услышал. – Папа Роникович мечтал, чтобы это звучало именно так? Коммерческий директор Роникович звучало бы повкуснее.

Тем временем Борька слушал потусторонний голос из трубки и молчал. Еще он мрачнел. Интуиция подсказывала мне, что кто-то или что-то в этот момент подкидывает пару козырей в мою колоду.

Дослушав вещание, Борька пробурчал что-то и положил трубку. Боль всего еврейского народа отражалась в глазах, смотрящих на меня.

– Ты представляешь, эти козлы сейчас сказали, что придут две цистерны и их нужно слить!

– Печально, но разве не это есть твоя священная обязанность Сливщика – сливать все и вся? – Знал бы я в тот момент, что моя болтовня уже запустила процесс подключения к вселенскому информационному каналу. К темной его стороне.

– Да не должны они были сегодня приходить! Ты на погоду посмотри! Долбаный дождь и два сраных градуса! Какого хрена я вообще тут делаю? Зарабатываю ровно столько, сколько на лекарства от простуды трачу!

Ну вот, дорогой друг, добро пожаловать в мой клуб, подумал я, но промолчал, преисполнив свой взгляд сочувствием и пониманием. Слова были не нужны, Борька сам катился в мои объятия.

Он еще долго что-то бухтел на общие темы, но цистерны неумолимо приближались, и пришло время уйти в дождь, чтобы совершить свой маленький трудовой подвиг.

– Слушай, Жорж, а пошли со мной? Постоишь за компанию, карнавал не обещаю, но для общего развития полезно. Я тебе одежду и сапоги дам, твой Ливайс не пострадает. Пошли, а?

Я понимал, что в этот момент решается судьба нашей командировки в Европу.

– О чем речь, брателло!? Конечно пошли! Какой Ливайс в такой момент! – Ага, дорогой и редкий, но «за бугром» еще купим.

– Класс! Вдвоем мы быстро закончим.

– Подожди, ты сказал, что я только посмотрю!

– Ну, может, поможешь, а? Понимаешь, там перепускной клапан заедает, а сейчас еще дождь, холод, и вообще нифига не видно. Один чертов прожектор на всю нефтебазу остался. Утром как раз ремонтники должны были приехать освещение ремонтировать. Я тебе фонарь дам, подсветишь, где нужно. Заодно и кран открыть поможешь, он тугой очень.

– Блин, Борян, ты эти свои национальные особенности уже засунь куда-нибудь поглубже! Нельзя просто попросить помочь? Ладно, пошли, русские своих не бросают!

И мы ушли в ночь и в ливень.

Кран действительно туго открывался. И перепускной клапан отчаянно заедал, судя по течи в некой конструкции, к которой мы привинтили сливную трубу.

Сначала я просто держал фонарь в надежде, что Борька сам справится со стихией дождя и бензина. Но слабые руки умного еврейского мальчика в одиночку не могли совладать с ржавой и старой советской техникой. Глядя на его дерганья, пришлось сжалиться и взять дело под свой контроль.