Иван Караванов - Великая Игра: три души, два мира

Фигура ифрита начала рассыпаться и струи огня распространились по земле, заполняя весь небольшой садик. Кругом всё загорелось, начали гореть даже кирпичи, из которых был построен замок. Первый раз я жара даже не почувствовала, а теперь мне становилось всё жарче, хотя рыцарь уже вбежал в рощу и приближался к высокой стене, огораживающей территорию замка, но огонь преследовал нас. Рыцарь добрался до стены, что-то нажал, открылся проход, и он быстро шмыгнул туда. Мы оказались за оградой и он быстро закрыл проход. Тут поднялся ветер: над нами парил его знакомец на какой-то огромной птице.

– Пусть моя магия слаба, – говорил он в то время, как с крыльев птицы, остриём на нас, полетели перья – пусть я отпустил сильнейшего из монстров – ифрита, но мне послушны громовые монстры. Может их привязка к печатям сильна и не нужно применять мою магию, а скрепляются они магией Лукафа, – некоторые перья упали вокруг нас, а несколько проткнули рыцаря, хоть он и старался отбивать их мечом, хорошо, что он защитил меня, а то, с моим младенческим телом, я уже бы была мертва – я получу всё же камень создания, открою легендарную гробницу Хромалуса и получу власть над всем мирозданием.

Он улетел, а рыцарь бросил меня на кучку травы, и как раз вовремя, потому что из перьев стал исходить заряд и ударил по рыцарю. Сначала он устоял на ногах, но потом всё же упал, а в щель ограды начал проникать огонь, который опять собрался в фигуру ифрита у ног рыцаря.

– Всё же вы никчемные людишки, – он говорил теперь без бульканья – я тебя оставлю умирать, тебе недолго осталось, а ребёнка – он взглянул на меня и направился ко мне – его я сожгу не спеша.

Рыцарь протянул дрожащую руку к своей шее и что-то сорвал с неё. А передо мной вдруг пронеслась вся моя жизнь и тут я вспомнила, а где же второй ребёнок? В этот момент со спины ифрита раздалось шипение и повалил дым.

– Эй ты, я от этого не умру, – ифрит махнул рукой на рыцаря, но огонь его был сейчас слабым и только облизал тело лежавшего небольшим пламенем – на этой подвеске была ведь наложена магия воды, ты тварь! – это были его последние его слова, он просто собрал весь свой оставшийся огонь и куда-то направился.

Рыцарь начал медленно подниматься, его лицо было очень бледным, шаркая он подошёл ко мне, поднял и понёс.

– Сейчас около пяти часов, – еле слышно говорил он сам с собой – нам нужно где-то тебя спрятать, – он посмотрел на меня – твою невесту мы оставили в винном погребе, мне шепнула служанка семьи Нохо, теперь тебя нужно спрятать, пока я жив, так она мне шепнула, но как оно узнает, куда я спрячу тебя? – он шёл спотыкаясь, практически падая.

Он шёл, избегая крупных дорог и добрался до какого-то леса. Наверное, он всё же не очень ясно видел, куда несет меня или же ничего не понимал – в лесу ощущалась какая-то неприятная атмосфера, рядом даже не было никаких населённых пунктов. Мы провели в пути около часа, сейчас уже было около 18:00. Рыцарь вошёл в этот мрачный лес, нас никто не преследовал, но было такое чувство, что за нами кто-то наблюдает. Он углублялся в лес всё дальше и вот – мы в чаще, я сидела у него на руках и крутила головкой. Мы пришли в такое место, где не было деревьев, они окружали довольно большую поляну, в центре которой стоял лесной исполин, я задрала голову, но верхушки не увидела. В обхвате дерево тоже было здоровым, под ним зелёным ковром лежал мох, каскадом нисходивший со ствола. К корням подходило обширное озеро, на поверхности которого плавала облетевшая листва, а также росли белые лилии, лотосы и кувшинки. Рыцарь положил меня в мох, им же и прикрыв меня, и куда-то пошёл. Я лежала молча, мне было довольно тепло, мох был мягкий и бархатный, но я что-то почувствовала под собой и хотела заговорить, но опять послышался только детский крик. Я замолчала: всё равно бесполезно, никого нет и никто меня не понимает. Тут поверхность озера начала пузыриться, подниматься и я увидела над водой всплывшую, странную голову. Кожа на лице была цвета почвы после дождя, на голове было что-то вроде капюшона, вывернутого шерстью наружу, некоторые пряди торчали, как ушки на макушке. Глаза у существа были бледного цвета и как-то светились. Она, потому что лицо напоминало женское с нежными чертами и обеспокоенностью ребёнка, глядела прямо в мою сторону. Она стала подниматься и выходить, а точнее выползать из воды. Вместо ног у неё был хвост, а то, что я приняла за капюшон, было густой шерстью молочного цвета, на которой не было ни капли воды, хотя существо выползло из озера. Шерсть покрывала всю заднюю часть тела и даже хвостик, её не было только впереди. Верхние чешуйки хвостика были чёрного цвета. Вот руки её были полностью покрыты шерстью, даже ладони и пальцы. То место, где у людей обычно бывает талия, также обрамлялось тонкой полоской шерсти, у подбородка тоже виднелась шерсть, спускающаяся с головы. Она ползла по направлению ко мне, ее лицо было озабоченным, она обеспокоено озиралась по сторонам, её руки были прижаты к груди чернозёмного цвета, ну как и всё тело, в тех местах, которые не были покрыты шерстью.

– Почему старейшина говорит, – едва слышно шептала она дрожащим голосом – что вся кладка была разбита, может быть хоть одно моё яйцо уцелело?

Она подползла и начала теребить мох около корней, но я видела, что она доставала только скорлупки яиц. Её лицо погрустнело и на нём появилось какое-то сумасшедшее, меланхолическое выражение. Тут она наткнулась на меня, взяла в руки и лицо её озарилось улыбкой. Наверное, она решила, что я вылупилась из яйца, ведь я лежала прямо на скорлупе, но разве она не увидела, что у меня нет хвоста? Но лежать в её меховых руках было ещё теплее, чем среди мха.

– Ну вот, – радостно восклицала она, почти плача – сейчас же нужно ползти к старейшине, я ведь говорила, что не все яйца были уничтожены этими! – она поползла и начала мелко дрожать – Они могут только убивать, снимать с нас шерсть и уничтожать наше потомство. Надеюсь, что тебе не причинили вреда. – она взглянула на меня.

Ну теперь-то она поняла, что я не её ребёнок? Но я опасалась, что она может сделать, поняв это, ведь она не любила людей. Она же не хотела признавать очевидного и относилась ко мне, как к своему детёнышу. Мы углубились в чащу, куда не проникал свет, потому что кроны деревьев были высоко над землёй и плотно переплетались, да и времени сейчас было около восьми часов вечера. Удивительное существо хорошо ориентировалось в темноте и, прижимая меня к груди, легко находило дорогу, лавируя между кустами и выступающими из земли корнями деревьев. Наконец, мы добрались до поляны, где стояли низкие домики, больше похожие на шалаши. Нам навстречу ползли такие же существа, впереди была самка с суровым взглядом и тёмным мехом.