Евгений Кузнецов - Суд Счастья

И его старуха-мать тут же рядом.

Ничего не объясняют, ничего даже не говорят – а сдачу не дают.

Я, в конце концов, вслух:

–– Дайте сдачу!

–– Мы сейчас вызовем полицию!

–– Да я сам сейчас вызову!..

Впрочем, ясно: полиция в этот пустяк вмешиваться не станет; сами, мол, не можете, что ли, разобраться?..

…С тем и проснулся.

–– Надо было просто уйти.

Сказал вдогонку сну.

Надо всегда – просто уйти.

И – самое неприятное, как всегда после пробуждения, тотчас явилось просто и понятно…

О работе!..

Что хоть там?..

Я – вскочил.

Как бы – проснувшись вдвойне!

И, наконец-то, за эти несколько дней – вполне.

Но ведь этого – того, что сейчас со мною происходит… не может быть!..

Этого – не может, не может быть!

А вот – есть…

…Там, в моём(!?..) столе, – «Перья плакатные»…

Перья есть – а нужного, плакатного, содержания для них уже давно нет…

Так и человек, почти каждый: не живёт – а валяется в ящике своих биографических дат…

Потому что он сам, по мере жизни, согласился – сам! сам согласился! – на уговор… на воспитание… на условие: на какой-то чужой, чуждый ему, проект.

…Уйти так уйти.

Уйти бы в храм, в монастырь!..

Но в монастыре, говорят, там – строго… Там разве что одно слово: «моно»… дескать, что один…

…И ещё, оказывается, неприятно было – то… как она принимала мой букет.

Разве одни морщинки и улыбались.

С какой гримасой!.. С какой миной!..

Опустив уголки рта…

С опаской, со страхом!

С брезгливостью?..

Недавно где-то читал уже: скрестили человека… с коровой!.. – Смешали как-то их клетки. (Всеобщий-то, некогда – мной и для меня – открытый, закон человеческий: можно!) Мол, то, что получится, потребно для лечения каких-то болезней. А клетки-то те мистерические – и давай сами размножаться!.. Так рост этот через несколько дней пришлось прекращать насильно. Испугались?.. – Смотря чего. Оказывается, уже закон об этом есть: подобным фантомным организмам давать расти лишь до двух недель. Ну а где есть закон, там есть и его нарушения! Ведь главный-то закон людской: можно! Практически-то – можно! И как знать: может, уж где-то в кабинете-клетке или на каком острове-лаборатории… уже есть некие… и с мозгами серыми, и – с рогами и хвостами!..

Смотря, как обычно тут резонируют, в чьих руках наука?..

Но – но почему все – все! – изобретения и открытия прежде всего – для уничтожения… подробных изобретателям?..

Вот тот – между прочим – ди-на-мит…

Динамит и есть динамит – чтобы быть в руках дьявола.

–– Изобретатель суть кормилец дьявола.

…И тут всё вспоминались те морщинки женские…

Продолжительность та – сулят мне, мужчине, – всего-то семьдесят с чем-то годков, а по моей стране – и того меньше… Самой продолжительной на планете жительнице – ну, в два раза больше: на то она, мол, и ела только сырые фрукты и овощи.

Статистика – да и всё…

А вот корабль есть некий, якобы, в нейтральных, конечно, водах: так на нём богатые знаниями и всем, разумеется, прочим ищут… эликсир бессмертия…

Сама информация эта – истинно для падения духом!..

Жизнь настолько кратка, что – при соображении о её краткости – она есть попросту… обман. А обман и есть обман: он есть там, где он осознан: налицо его замысел, налицо и его разоблачение.

Одно в утешение – помнить: «Не упади…»

Да, да! – Этот обман – не из моего Проекта.

Из дьявольского.

Рассуждения мои мучительные теперешние – неизбежные и неминуемые…

…А может быть встреча с нею, именно с нею – и вовсе грёза?!..

В моём возрасте-то – в возрасте предувядания.

В самом деле: как теперь жить? – Просто смотреть на своё увядание?.. бороться с ним?.. яд принять?.. путешествовать?..

И – чую, чую…

Чудится мне в ней, в ней, в женщине в этой самой, почему-то – как бы некий иной, иной вариант…

-– Она тебе нравится… нравится…

Это слово… какое-то не такое…

Или – нужн о слово другое…

–– Надо идти, идти надо.

В каком, на этот раз, смысле?..

То есть – сегодня!

Объяснять ли, почему?..

…Идти в тот же день, сразу, вчера, было бы глупо.

Объяснять ли, почему?..

А пропустить хотя бы день – значит, выказать своё отношение как терпеливое, рядовое…

Неужели я это всё сейчас не вспоминаю… а в самом деле… по данному-то поводу!.. хоть немного страдаю?..

…Да-да, я слегка испуганно нов и слегка радостно беззащитен!

И всё пространство вокруг словно бы стало пахнуть юностью.

Помню – отроческая миновала самоокликнутость… сосредоточенность… замкнутость…

Молодая наступила, пусть неопытная, самодостаточность.

Для всех-то она – просто моя задумчивость, что ли.

Друзья мои – мне: ну, что, мол, пойдём к девкам, «к бабам».

Я им – совершенно искренно:

–– Настроения нет.

Один от такого сообщения, на миг закостенев, теряется, другой – хохочет как на что-то остроумное.

А ведь «нет настроения» значит – есть какое-то другое настроение.

Есть настрой.

То есть – состояние.

Моё состояние и есть моё настроение.

…И что же.

Мы, мальчишки-дружки, за деревней в густых кустах, над речкой, копали землянку.

Зачем?..

Для самостоятельности.

И говорить, и ощущать одиночество…

Курить, девок водить…

Но вскоре окончили школу, ушли в армию, а после – поразъехались, переженились… главное же – стали носить на себе… каждый свою «землянку».

То же вышло и с армейскими друзьями.

То же потом – с университетскими…

Нет! Не могу больше…

Надо идти, надо идти!

За всё время магазинной заварухи… истории! истории!.. она сказала… произнесла! произнесла!.. о себе самой – только лишь: «Я за неё…»

Почему-то чувствуется, что, сообщая это, она была… подлинно откровенна!..

Ведь там была пауза: «Я… за неё…»

Тут я вдруг подумал… о возможности трусости…

Нет, я сам себе буду попросту скучен!

И стал ждать – к концу бы её работы – вечера.

И стал вечера – ждать.

То есть – смотрел то в одно окно, то в другое.

То подолгу стоял перед книжным стеллажом.

…Само обитание в комнате книг есть воздух!

И они все, даже нечитанные, сами собою – вошли в меня.

Книги, книги. – Оказалось – что только они, со школы, были моими единственными спутниками!.. спутниками всех моих и планов, и страданий.

…Звонок!

Посмотрел прежде в мобильник: подружка.

От нечего делать ответил.

–– Да.

–– Ну, как дела?

–– Сами по себе.

–– Как это понять?

–– Зачем тебе?

–– А как у тебя на работе?

–– Обычно.

–– А ты… там был?..

Я – отключился.

Вспоминаю, как между нами всё завязалось.

–– Ты только никому не говори.

–– Да ты никому и не нужна.

Отвечал ей так сначала – с лаской, потом – с иронией, потом – сам себе молча… а теперь – опять ей и вслух.