Евгений Кузнецов - Рад Разум

То же – и стремление к богатству и к власти. Действительно ведь мыслимо, что все богатства мира людей и вся власть над всеми людьми будут в каких-то одних руках. И – что дальше?.. Над всеми. Только и всего. И – если уж слово «дальше»-то – тоска.

Империалисты стремились строить и строили целые империи, именно всемирные, потому что, как раз, это осуществить было возможно натурально: мир в самом деле таковски мал.

Итак, стыдно быть империалистом…

Гении всех видов и косящие под гениев потому-то и стремились и стремятся к славе мировой, что она реально достижима: мир-то малюсенький.

Скучно быть славным!..

Мир настолько мал, что и в самом деле – решать и даже свершать можно: начать ли войну… произвести ли эликсир молодости… изобрести ли ядерное оружие… лететь ли на другую планету… запретить ли сметную казнь… наболтать ли ребёнка в пробирке…

И действительно, действительно – всем и всеми в мире можно манипулировать!

Как заткнутыми в одной стеклянной колбе.

И этим может быть одержим… какой-то пересчитанный тайный клан… или даже и вовсе кто-то абсолютно один.

И при этом, при этом, при этом… всем и заботы нету – хотя бы: так ли это на самом деле!..

Да и не странно: появляется где-то вождь – и сразу там пропадает обыкновенная доброта и личный разум.

Мир мал.

Мир мал – и вокруг Земного шара уже тесно от «космического мусора».

Мир мал и всегда-то был: в научном журнале читаю, что найдены в степи две пули спаянные – они столкнулись полтора века назад, летя в противоположных, стало быть, враждующих направлениях, во время известной исторической разноплемённой битвы: опять же – из-за малости географического, соответственно, пространства.

Мир мал – и нет мира, где бы не было науки.

Мира мал – и нет уже науки, которая бы не изобрела интернет.

Мир мал – и нет теперь интернета, где бы не было, тут как тут, порносайтов!..

Мир мал: у каждого лишь один член; поэтому средства все коммуникативные обещают и препарат для его «ощутимого увеличения». Кем ощутимого? – Разумеется, прежде всего, лишь его обладателем… ну и, ещё дальше, разве что… его обладательницей.

…Да что говорить.

Был, предполагают, – всего-навсего сколько-то миллиардов лет тому – некий «большой взрыв».

Ну а что было до «большого взрыва»?..

Можно бы, и верно, и не мучиться о столь далёком…

Но… где тогда был – я?..

Тоска!

Мир мал, мал…

Сюжет самый святой всемировой – радение о спасении; и таковой – один-единственный.

Для всех…

Навсегда…

Печаль…

Смотрю иной раз в зеркало – вижу… кого-то…

Кого когда-то на этом свете не было… кого когда-то на этом свете не будет…

Ведь это – правда.

Реальность!

Притом это правда, которая – прежде всего. Прежде всего.

Вот я заглянул в зеркало-то. А до этого мига меня в этом зеркале не было…

И так же я, родившись, заглянул в эту жизнь.

Меня, меня! – когда-то не было?.. когда-то не будет?..

Мне бы этом – прежде всего бы и думать! рассуждать! гадать! Ликовать или стенать.

Но – об этом я меньше всего думаю.

Это ли не странно?..

Единственное объяснение – уже, говорю, и есть: я во сне.

Единственное утешение – если утешение: я – видим, видимый… слышимый, осязаемый, обоняемый; пребываю в этой жизни – в видимой; на этом свете – на видимом.

И что меня – видят!

…Смотрю – теперь-то – в окно.

Одетые люди двигаются на двух своих, значит, нижних конечностях…

И – без тоски малости мира.

Впрочем, вон сцена у подъезда напротив… На легковой машине привезли старуху: с палкой, в пальтеце старинном коротком демисезонном клетчатом; в платке старомодном цветастом… Она – смотрит куда-то вверх, на какой-то, что теперь, напоследок, её, этаж… А все рядом – смотрят себе под ноги…

Всю жизнь я наблюдал, озадаченный, за старухами, за старушками – существами, прежде всего, загадочными.

Вон снеговая прядь из-под платка той старухи…

…С какого же дня это во мне – о малости-то мира?

–– Мама…

…Руки на коленях – и думал о значительности пространства. О приобретении пространства. О лишении пространства.

И об ответственности. Перед пространством.

На часы смотреть страшился.

Ведь они-то – теперь было понятно – как раз о пространстве!..

Ждал звука.

Хотел, чтоб он – раньше?.. Хотел, чтобы – позже?..

Тиканье тикало – и всё решало…

Губы высохли.

Чаю ещё попить стыдился… совестился

…С какой-то другой стороны – тоже, как и электрический, снаружи – на зрачки мои струился, брезжа… полупрозрачный, полувидимый… летний солнечный… зелёный, голубой… уютный, тёплый… свет, свет… В этом свете, как в сладком прозрачном сиропе, я – в коротких штанишках, в безрукавой рубашке и в большой кепке – тяну руку меж жердей соседского огорода, никак не могу дотянуться, царапая уже и плечо, к орешнику за орехами…

Я подвинулся встать. Но, опять же, счёл неуместным… хоть как-то, по поводу самого себя, двигаться.

В этом летнем зелёно-голубом уютном сладком свете… передо мною сейчас… залетали ещё и руки… знакомые, самые знакомые… умелые… грубоватые… но всегда тёплые…

Глаза мои, ощутил, горячие… обновились…

Не надо.

А как надо?..

…Звонок.

Он, увы, возвратился.

Посмотрел на часы.

В самом деле: под окном – чем-то грубым по асфальту.

Звонок…

Мобильник взял.

В кулак.

Встал.

Звонок…

Я – глядя в то место, где окно, – включил.

–– Да.

–– Андрей…

–– Да.

–– Мама…

Я ощутил моё тело как тело. И – виноватое, виноватое: за то, что оно – тело, не ощущающее сейчас… ни даже зубной боли, ни хотя бы усталости…

–– Что?

–– Ночью… В четыре часа…

–– Где?

–– В реанимацию…

–– В какой?

–– Больница эта…

Я отключил.

…Вот теперь – нельзя! Ничего нельзя.

Кроме движения.

В прихожей обулся и надел куртку.

Шагнул – как бы включаясь, не забыв о нём, в другое пространство – в комнату и по-обычному поцеловал Богоматерь в глаза.

В прихожей стал надевать куртку.

Мурашки по всему, вертикальному, телу пробежали… Счастья, счастья!..

Я уныло и обречённо… эту вторую куртку стал снимать… с уже надетой.

Слыша… чей-то стон…

…Снаружи – и сверху, и снизу, и со всех сторон ощутим был чёрный снег и, вперемешку, чёрный дождь.

Равнодушный троллейбус…

Пустой – ненужный – вокзал…

В автобусе кресло было с устройством, под локтем, непривычным… Зачем?..

Через какое-то – воющее, качающееся – время заметил, что сегодня… никого ещё не видел. И не слышал. Кроме мобильника.

Такое, значит, отныне – неужели?!.. неужели?!.. – началось иное пространство.

Вспомнил – прежде всего, прежде всего – все мои чувства-мысли-слова с того мига глубокого звонка…