Евгений Кузнецов - Рад Разум

…Её тёплые и шершавые чуть скрюченные пальцы.

Запах её седых желтовато-серых всё густых волос…

Взгляд её пёстрых, в мелких пежинках, глаз… всегда искоса и бегло… Гордый, но и вопросительный… Вопросительный, но и таки гордый…

Как это всё… по-настоящему. По-настоящему!..

Из всего-всего – самое. Самое!..

Вообще, вообще – разоблачающее меня. Парализующее. Обнажающее.

Правдивое до слёз. За которые, за единственные, не стыдно. И даже – ни перед кем бы и ни перед чем не стыдно.

И тогда – зачем что-то иное?..

Зачем и для чего это такое менять?..

И почему тогда, как сейчас, всё… так?..

…Она идёт по дороге ли, по двору ли – прямая, стройная, невысокая; и глаза – всегда себе под ноги. И уж редко, чтоб хотя бы повернула голову в сторону… где там поглазеть – хоть просто посмотреть.

На фото на всех – где она ещё молодая, красивая, черноволосая – взгляд её в объектив чаще искоса и снисходительный… упрекающий, обвиняющий… и – гордый, гордый!..

И конечно, конечно – никого никогда из встречных знакомых, ни даже к нам в дом зашедших ни о чём не спросит… только, слушая, кивает, на все речи чуть кивает… но и не поторопит – ни в коем случае! – быть покороче, удалиться с глаз долой.

Драгоценно сейчас мне даже и это… внешнее…

Красоту её лика и внимание её ко мне беспромашное – помню, как помню себя. Чуть забота у меня, у ребёнка, малейшая – и тут как тут её умелые и тёплые глаза и руки.

Главное, суть стал расти, – глаза. – Ещё и красивые… и сознающие свою красоту… чему-то тайному – тайному! –принадлежащие… и потому мне целиком недоступные… и потому – для меня заветные!..

…Воет автобус?.. или – дорога?.. или – вся чернота?

Куда еду?.. К чему еду?..

…С днём рождения поздравляла меня. Всегда утром. Как-то через стены и дверь видела, что я, в моей спальне, проснулся, что открыл глаза. Нельзя было притвориться. Только что где-то в глубине дома с кем-то, слышу, говорила… И вот – сразу, чуть я шевельнулся под одеялом, входит… смотрит на этот раз прямо… намеренно тихо и намеренно ласково говорит поздравительно… неизменно обнимает за голову, за плечи… обдавая своим несравненным запахом… вкладывает в руки новую рубашку или полотенце, или носки и – и шоколадку… Но не велит её сейчас же починать, есть… А чуть-чуть удручая, требует вставать завтракать.

И так – было.

И это из всего, что ни есть вообще, вообще – по-настоящему, по-настоящему.

И как это так, что сейчас этого вдруг – нету?..

И откуда взялось это… это… событие?!..

Неужели… придётся сказать… «горе»?..

Очевидно только, что оно – неуклюжее, грубое, дикое.

Откуда?..

Или оно было… всегда растворено… в том же самом воздухе, что и то тепло?!..

И всегда было рядом.

Почему об этом никогда не думалось?..

…Красивая, стройная, почти маленькая, гордая!..

И к ней-то – так грозно.

И о ней-то – о такой! – плакать.

Несправедливо…

Боже, а Боже! – Несправедливо.

…Мир мал – а газета тем более мала.

Поэтому меня тогда и «сократили».

А вовсе не потому – уж как год, – что этот самый «кризис».

Я, во-первых, и заранее знал, что так со мной выйдет. «Уволили по сокращению» тех, как водится, у кого меньший срок тут работы. Нескольких. Образование и опыт, если из того исходить, у всех одинаков. Так что вроде бы порядок.

Но ощущение всё-таки новое.

Самый гнусный сон – это этикет, этикет.

Чувство почти такое же было, когда – лет, значит, двадцать тому – «цены отпустили». Я ещё юный был. Ну и, перед тем, когда саму страну «распустили».

В природе вроде бы ни тогда, ни теперь ничего не предшествовало и ничего потом не последовало. Так что…

«Сократили» меня, меня – «сократили»…

Слово-то какое!

…И ещё. Может – главное.

Я, собственно, этого… как будто и ждал…

«Сократили» – и развязали мне руки.

Для мысли.

И, признаться, в первый же день – моё чувство: а я и не был вполне причастен!

То есть – это я… вас всех сократил. Без кавычек.

Или – по сегодняшнему моему, траурному, состоянию: это газета, газета мне, мне мала.

Уволили – я теперь зато спокоен.

Я теперь не повязан миром, этим самым социумом, суетой. Столь-то прочно: по работе, по должности и профессионально.

Уволили – и ощутил я себя не обиженным, не озадаченным, а… свободным, вернее – более свободным, точнее – на каком-то пути к какой-то освобождённости.

Кстати, кстати. Я, живя один, встал на другой же день… и не стал одеваться!.. Так до сих пор, просыпаясь, и бродил по квартире – это уж сделалось моим утренним ритуалом – совершенно голый.

Но прежде всякого прежде – сама собой освободилась зрящая мысль.

Подтвердилось моё в и дение, моё в и денье!

Сходу – первое, что бросилось в глаза: люди ходят по планете – и не падают с неё, не сваливаются!..

Я – прямо испугавшись – спросил себя: что, что меня более всего волнует?..

Меня уволили. Но это дело обычное, бытовое.

Что – меня, меня лично, лично по моей сути, сию и каждую минуту волнует? И – более бы всего.

С планеты – не сваливаются…

Всемирное то тяготение и прочее – это тоже понятно.

Но всё же… странно и страшно…

Хоть бы кто в целом мире когда-либо – об этом подумал всерьёз!..

Я сейчас стою на Земле. – А на другой её стороне кто-то стоящий, подняв глаза к небу, смотрит точно… в противоположную мне сторону!.. То есть, выходит, видит Мироздание… теоретически в ином виде.

И… и как-то волнительно с учётом этого жить.

А всем – хоть бы что!..

И я тогда неумолимо ещё отметил: после недавнего землетрясения в Западном полушарии… ось симметрии Земли отклонилась, пустяк, на восемь сантиметров… Но, оказывается, атмосфера воздушная и океан водный обычно смещают эту ось на целых три-четыре метра!..

Да я и с детства жил в состоянии… в мировоззрении ожидания: вот-вот будет время подумать – ой, ведь не на плоскости я!..

И, главное-то, – не один же я.

Но все – во сне.

…Но и это не самый важный сон.

И не зря, видимо… Сон мне в те дни, когда уволили, приснился. Такой – что я даже на него… силился не обратить внимание.

Распилили тело моё. Пополам. Ну, как рыбину мороженую. И я, слегка волнуясь, кому-то и говорю: распилили, так теперь давайте складывайте, чтоб срослось!..

Вот – вот я стою на этой самой планете Земля.

Мои глаза полны зелёно-голубого пространства, мои уши полны вольного невидимого ветра, мои лёгкие полны пахучей живой свободы…

И я – счастлив. Я – насыщенно и утолённо счастлив. Я – как-то… осведомлённо и понятливо счастлив. Я счастлив, в конце концов, достигнуто и благодатно!..

Однако…

Разве?!.. Разве – после ощущённого – возможно, хоть мыслимо какое-то «однако»?..

Я – во-вторых – вдруг с озабоченностью обнаруживаю, что на планете имеется некоторое обстоятельство… нервирующее обстоятельство, которое выразимо формулой: кроме меня.