Евгений Кузнецов - Рад Разум

Да, на планете есть ещё кто-то – кроме меня.

Так и что бы? Раз он, тот, кто подобен мне, тоже полон пространства и свободы – то мне бы радоваться моего ощущения подтверждению. Да и – ликовать бы вместе.

Однако… тут оказывается, что это самое «однако»… весьма, по мне, неожиданное…

Активное!.. Пристальное!.. И – нацеленное!

И я… вмиг ощутив суть этого «но» и того, кто кроме-то меня… ощущаю в себе… гнев…

Гнев! – И помутилось прозрачное пространство. Завизжал ехидный ветр в ушах. Тесно заволновалась ненасытная грудь.

Все всё за меня решили! – О рождении, о «сокращении», о «кризисе»…

Я-то – как бы не упасть с планеты, а они – как мною командовать!..

И мы, такие-то контрастные… на одной планете!..

…Меня уволили – и я ощутил, что важнейшее насущное, что в жизни может быть: понять, понять – в чём и почему моя свобода и – вообще свобода.

Все – во сне! Все – во сне!

Вот что такое: «современный человек». В смысле, чтоб глубже, – антропологическом.

Смотрел, опять же, в окно – вон дворник. Метёт, что ли. Но он – во сне. Он, в своём сне, находит и признаёт себя дворником. И потому правдивее сказать: это дворник-сон.

Ведь как же? – Не падает с Земли! И хоть бы ему что… За него всё решили! И хоть бы ему что…

Вон, невдалеке, у киоска – очередь. И в ней – все во сне. Все, то есть, обнаруживают и признают себя за кем-то и перед кем-то. Поэтому реально это не очередь, а – очередь-сон.

Ведь на обратной-то стороне Земли все – вниз головами! За них думают – какие-то дяди! – А всем этим хоть бы хны…

Вон автобус мимо – те же и то же: сонные и во сне. Пассажир-сон: с его, например, проездным. Кондуктор-сон: с его билетиками. Водитель-сон: с его рулём и теми правилами движения…

А – я?!.. А мой сон?..

«Я-сон»…

Нет! – Я, с детства, только притворялся, что сплю.

Вот хакер. Это новейшее виртуозное владение миром техногенным.

Я и есть некто в этом роде.

Я – благородный… благой хакер! – взломщик как никто реальный – тайного и многозащитного Интернета Мироздания!

Сам, теперь – не «сокращённый»! – свободный, себе говорил:

–– Андрей, считай, дело сделано.

–– Сделано?..

Сёрфинг!..

В спорте как таковом – это подлинное и эпохальное соитие с природой!.. Красота! – Никогда я не наблюдал человека более красивым. И волна никогда за всё время, которое Время, не была столь послушной и понятной!..

Скольжение по волне – его ведь надо ещё расшифровать…

Если б волна была уже волной, если б она была … как бы сказать?.. уже готовая – катиться с неё было б нельзя!.. Вот как с сугроба: съехал – и стоишь. Но волна – это то, что ежемгновенно нарождается. И что тебя – ежемгновенно поднимает!..

Вся жизнь – волна.

Может, это – самое удивительное, доступное наблюдению, явление в Природе! – Ведь радиоволны – не видимы.

Это – моя мечта? – Войти бы в такой же лад с целой сущностью Природы.

Отраднее отрадного – и послушно, и умело скользить по волне спосылаемой мне свыше Мысли.

Говорил:

–– Андрюша, считай, дело сделано.

–– Считаю.

Дабы большее принять… может, и ходил – до того скорбного утра – по квартире голый… – И не замечал этого.

…Маме – маме об этом, о работе, верней – о не-работе, я, конечно, ни слова.

…В мокроту вышел уже в серую. И пахнущую другим, чужим городом.

Дождь был видим. И лужи были везде на асфальте и на снегу.

Сразу промок.

Зонт… забыл?

…Всегда думал и так всегда знал, что у мамы день рождения тринадцатого, а у неё – недавно увидел в какой-то бумаге… четырнадцатого!

И всегда она говорила «спасибо» в ответ на мои поздравления… тринадцатого…

Говорила тихо…

Нарочно!

Почему она меня никогда не поправила?..

Или хоть бы папа.

Так это она ему, конечно, и не велела!

Зачем ей надо было – так?..

…Как хорошо, что я весь промок!

Сел в их, в том городе, троллейбус. Ехал с его, того города, пассажирами. Вышел у той, где и знал, больницы…

В ботинках хлюпало. Во рту было сухо.

Но большего я – сегодня и сейчас – сделать не мог.

Для неё… для неё…

…Подошёл к больнице.

Три этажа…

Единственная, по фасаду здания, дверь.

Никого… Все спрятались…

Открыл, вошёл.

Тёплое и душное фойе – полное-полное!..

В основном – женщины, в основном – в очереди. И все – с сумками в руках. Ужасное же самое – с одеждой в руках! С верхней.

Я капризно, я плаксиво запыхтел…

Спросить «последнего»?!.. В очередь?!.. Стоять?!..

Я дерзко выскочил прочь, вон.

Очередь! – Самое бесправное и унизительное, по мне, самоустройство социума.

На улице, у дверей под козырьком, задыхался.

Минуту. Полминуты…

«Реанимация» – «приёмный покой»… «Скорая» же – всегда туда!..

Пошёл к углу здания… Повернул…

Вот. Дверь. И даже – под большим навесом на столбах.

Пошёл к этой двери!.. Размахивая руками!..

Тяжёлая, металлическая, чёрная…

Распахнул надёжно.

Вместился.

В тихой тёплой комнате свободной – белая вся санитарка и чёрный весь охранник…

–– Я помощник губернатора.

Они оба промолчали…

–– Моя мать тут умирает.

Они – где и сидели…

–– Мне как в реанимацию?

Они шевельнулись, чтобы что-то сказать…

–– Я куртку оставлю у вас.

И я уже её снимал.

Они одновременно негромко попросили … куртку взять почему-то с собой… «на руку»…

Просто и тихо объяснили: по лестнице, третий этаж, налево…

Я миновал их с курткой на руке.

Но на третьем этаже чуть с лестницы в коридор – опустил куртку, за вешалку, к полу… и поволок… как бы большую сумку.

Бывал, то есть, в больницах бегло и псевдосострадательно.

В тусклом медицинском запахе… санитарки встретились по коридору длинному две, но обе – толстые старухи вялые.

По сторонам кое-где… ленивые полосатые тени…

…А вдруг мама сейчас… спросит?!

«Сократили» – и, едва я с глаз, вдруг меня немножко затрясло!.. Как трясёт от холода или вон с похмелья.

Да-да-да… Меня затрясло… от гнева!..

Так со мной бывало, когда меня – что: обманывали… когда, как я видел, думали, что обман удался… когда, главное, обо мне так решили… и когда это – друзья или эта родня…

Теперь, в моём возрасте, мне стыдно… за такой мой рефлекс…

Мне, в конце концов, стыдно… за мою внимательность, за мою, что ли, наблюдательность!..

Да, мне стыдно теперь, что я вообще-то всю жизнь… глазел по сторонам.

А профессию-то мою пристальную куда девать?!

Не знаю, не знаю…

Существо разумное может трясти и благородно, это – от страха, от трепета: а именно – перед самим собственно фактом его бытия.

Вот: лишь за сорок мне стыдно.

И если уж гнев бы, так только – на себя: за свою в этом слепоту, ну, или забывчивость, или небрежность.

«Кризис»? – «Всуе, всуе»!..