Наталья Гнедова - Костер до небес

Они не могли быть парой… Он – молодой и холёный из нового руководства, Она значительно постарше, хоть и не из непосредственных, но всё же подчинённых.

В ту пятницу Она никуда не спешила, но, уже подгоняемая гулкой тишиной опустевших коридоров, засобиралась, как вдруг вспомнила о неполитых на выходные цветах.

Легко вспорхнула на стул и дотянулась лейкой до верхней полки… Дверь резко распахнулась и от неожиданности Она покачнулась… Он подхватил Её за руки.. От дурманящего аромата мужского парфюма слегка закружилась голова, а в Его руках Она вдруг ощутила лёгкую дрожь, прокатившуюся волной по её телу.

Этот поцелуй, пожалуй, был неожиданным для обоих, но таким обжигающим…

На совещаниях Она старательно «не замечала» его присутствие, а в голове звучала только одна фраза: «Обожгло…» Хорошо, что его переводят в другой офис.

Моя коллега впервые пригласила гостей на свой юбилей, наконец-то позволив устроить праздник себе. Остались позади, как дурной сон, совместная жизнь с вечно брюзжащей и понукающей сверковью и мужем, искренне полагающем, что он – её всё.

Как водится при юбилеях в сугубо женских компаниях, много вспоминали о прошедшей юности, повздыхали о несложившемся, особенно о непозволенных мужем детях, и под занавес перешли к романтичным эпизодам, которые хоть однажды да возникали в жизни самой обыкновенной особы.

Моя коллега, оказавшись на пенсии в окружении книг и воспоминаний, сожалела только об одном. Однажды молоденькой студенткой оказалась в ожидании задержанного рейса в компании пассажира, отправлявшегося куда-то на север. Молодые люди увлечённо проболтали несколько часов, и парень вдруг предложил лететь дальше с ним…

Она испугалась такой решительности, хотя очень хотелось помчаться в манящую неизвестность. «Зря не полетела… -подытожила коллега.– Может, все в жизни и случилось бы иначе»…

На Катьку хворь накатывала ближе к весне: возвращаясь домой, она отказывалась от ужина и демонстративно страдала, пока вконец обеспокоенный муж сам не предлагал молодой супруге подлечиться на водах. Катька на потеху всей швейке, где краснощёкая язвенница трудилась, проявляла чудеса изобретательности, добывая и путёвку, и билеты.

Этот спектакль Катька устраивала ежегодно: любившая поесть язвенница перед приходом домой с аппетитом лопала пару порций в ближайшей пельменной, и изображение весенних приступов, сопровождающихся естественно отсутствием всякого аппетита, выглядело для ревнивца мужа вполне убедительно.

Стареющий мужчина, совсем не попадающий в Катькины фантазии, был к тому же и скуповат, потому и соглашался болезную на лечение не сопровождать.

А излечение Катьки проходило бурно: товарки по смене помоложе гоготали, как кобылицы, смакуя подробности лечебного процесса, а сменщицы постарше, зардевшись, только отмахивались: ну и бесстыдница ж, Катька, язва какая!

Она сразу же ощутила ту силу, которой всегда так не хватало в её мужчинах…

Встреча с Ним случилась как-то невзначай: они оказались за соседними столиками ресторанчика, где Тата с приятельницами решили проводить нервную рабочую неделю, а Глеб с её одноклассником завершал удачную сделку.

Настроение у девчонок было игривое, и они с удовольствием разбавили мужскую компанию, где все деловые вопросы улажены и можно расслабиться.

Девчонки много отпускали недвусмысленных шуточек, Таткин одноклассник парировал виртуозно в тему, а Глеб только молча улыбался.

Татку же словно переклинило: обычно играющая первую роль в шумной девчачьей тусне вдруг замолчала, даже почему-то смущалась посмотреть в сторону Глеба.

Пятничная атмосфера катилась по накатанной: пошли медляки под звуки сакса, и девчонки разлетелись по танцполу. Татка под ироническим взглядом Глеба оказалась одна за столиком, а он просто сжал её руку и как отрезал: «Пойдём отсюда»…

Они встречались почти семь лет: Глеб ничего не обещал, а Тата вообще потеряла способность здраво рассуждать и сопротивляться. В ту ночь он задал единственный вопрос: «Почему одна?». Таткина причина до боли была банальной: кто звал, того не хотела, кого хотела, так и не позвал.

Раиса с Вадимом давно перешли в ту стадию семейных отношений, когда всё самое хорошее уже закончилось, а чтобы начать каждому своё новое, не хватало нужного азарта. Сыновья выросли, и каждый занимался своим делом, не забывая побаловать родителей.

Вадим увлекся очередной интрижкой на стороне и даже неожиданно для себя оказался молодым отцом, но судьбоносных решений не соизволил принимать. Раиса настаивать на уходе мужа не стала, даже, когда, тот, припёртый к стенке, вынужден был признаться в двойной жизни. Сама далеко не идеальная жена Раиса довольно равнодушно приняла объяснения мужа: беспокойная жизнь с маленьким ребёнком не входит в его планы, пусть всё останется как есть.

И тянулось их соседское существование без особых эмоций и демонстраций: каждый сам по себе.

Но женские натуры более тонкие создания, и иногда в минуты особого раздражения требуют разрядки. Раиса тоже не была исключением: время от времени, глядя на самодовольную физиономию все ещё мужа, она устраивала мелкие пакости.

В тот раз оружием жениной мести стали банальные трусы. По инерции Раиса всё ещё выполняла обязанности женской половины дома: стиркой-глажкой обслуживала и мужа. Стервинский прием маленькой мести пришёл на ум как-то спонтанно – Раиса даже разулыбалась, предвкушая небольшое шоу. Складывая в аккуратную стопочку отглаженные труселя благоверного, Раиса осторожненько промазала внутренние части срезом жгучего перчика.

Пятничным вечерком Вадим, приняв душ, начал собираться на отдых выходного дня. Перечные трусы начали действовать, и герой-любовник засуетился встревоженно, затем нырнул снова в ванну. Вздохнув с облегчением, он надел следующие и теперь уже закрутился активнее, бормоча под нос что-то невразумительное… Третья попытка переодеться не принесла желаемого результата, и Вадим, хлопнув дверью в свою спальню, растянулся у телевизора. А Раиса, получив небольшое удовольствие от спектакля с одним актёром, отправилась добавлять положительные эмоции в своей компании.

Их роман закончился, едва начавшись… Женька и сама не ожидала от себя такой щепетильности, но её вынесло течением не то что бабского самолюбия, скорее редко встречающейся женской солидарности.

Женька в конкурсную комиссию по ландшафтному дизайну попала случайно, статус помощницы городского депутата обязал её проехаться по всем объектам, претендующим на почетные места победителей. Впервые оказавшись на закрытой территории газпромовского офиса, вместе с другими ахала и охала, выражая необходимое восхищение чудесам изобретательного дизайнера, хотя в голове вертелась слегка охлаждающая фразочка: «С деньгами и дурак может». Но положение члена жюри обязывает, и Женька значительно округляла глаза, улыбалась и ставила высокие баллы, пока неприятный пустячок не выбил её из дружного шествия. Мелкий камешек, попавший сквозь переплетения ремешков легких туфелек, заставил Женю остановиться. Прислонившись для устойчивости к цоколю у какого-то выхода, она начала расшнуровывать обувь, поглядывая на уходящую в глубь сада комиссию. «Ну и что мы тут делаем?» – вдруг раздалось откуда-то сверху. Женя, подпрыгивая на одной ноге, неуклюже повернулась и увидела спускающегося по лестнице вальяжного на вид господина. Голос его звучал снисходительно самодовольно, и на секунду Женька смутилась, но тут же тряхнула свисающей набок челкой и бойко ответила: