Виталий Листраткин - Мы

Она щёлкнула ещё раз, и крылья исчезли в складках её пальто, как шасси в недрах самолёта.

От наваждения не осталось и следа. Старуха сплюнула мне под ноги, презрительно процедила:

– Пропадёте вы все… Трое… Пропащие…

Она подняла свой баул и пошла прочь, как обожравшаяся утка, тяжело переваливаясь вправо-влево. А я стоял как оплеванный. Во рту была противная горечь, а во взмокшей ладони у меня так и осталась эта проклятая куртка…

Через некоторое время я пришёл в себя. Видение «крыльев» списал на просмотренный накануне «ужастик» и отправился искать парней. Нашёл где и договаривались, – у противоположного входа в универмаг. Они курили и что-то обсуждали. Молча протянул Белову куртку. Тот хмыкнул и спрятал её в полиэтиленовый пакет. Мы с Шуриком поехали в общагу, а Юрка – к знакомому барыге. И скоро вернулся с деньгами и пакетом, доверху набитым водкой – знаете, в таких небольших жестяных банках, в каких нынче продают «Пепси-колу».

Деньги прокутили быстро. Не знаю, как дальше действовал Белов, но лично я отправился разгружать вагоны с астраханскими арбузами – классический студенческий заработок. Не то чтобы мне было особенно стыдно… Нет. Просто было противно думать об этой старухе.

Получив институтский диплом, я крепко задумался. К этому моменту у меня было полным-полно дел, которые требовали личного присутствия, причём в качестве гражданского лица. Разумеется, это шло вразрез с генеральной линией министерства обороны, которая предписывала отслужить два года офицером там, куда Родина пошлёт.

Выкрутился я следующим образом: подбил секретаршу военной кафедры как бы «по ошибке» выслать документы не в «мой» военкомат, а в забытую богом воинскую часть далеко за полярным кругом. С этой секретаршей давно сложились весьма дружественные взаимоотношения, поэтому она легко выполнила мою маленькую просьбу…

Документы до Заполярья добирались года три. Какое-то время полежали там и двинулись в долгий обратный путь. За это время я успел обрасти кое-какими связями и заработать некоторые деньги, что в конечном итоге позволило забить на военную службу в принципе.

Шурик же отправился служить. Лейтенантом, куда-то в Карелию. Его поступок удивил всех, поскольку были уверены, что этот проныра легко отмажется от исполнения «гражданского долга». Но он даже не попытался это сделать. В сущности, именно с тех пор я его и не видел. А дальнейшую историю рассказал муж его родной сестры. После демобилизации Шурик вёл себя тихо. В меру попил водки, «отдохнул», так сказать. Присматривался, куда бы ему пойти работать, но вот устроиться не успел.

Однажды вечером ему вдруг приспичило пойти в баню. В самую обычную городскую баню. Попариться, похлестать себя берёзовым веничком. Собрал банные причиндалы и пошёл. С тех пор, собственно, Шурика никто и не видел. Когда он не вернулся домой, мать особенно не встревожилась. Подумала, может, к девушке какой завернул, дело-то молодое… Но когда он не появился на следующий день, забила тревогу.

Искали всюду. В баню он входил однозначно: свидетели подтверждали. Выходил, вроде, тоже. Что же произошло потом, никто не знал. Пропал с концами. Уже столько лет прошло, а его до сих пор не нашли – ни живого, ни мёртвого…

Одно время я пытался найти Белова, но каждый раз неудачно. Ходили слухи, что он тоже отслужил в армии. Потом куда-то уезжал, где-то работал… Пару раз я приезжал на квартиру его родителей. Мне никто не открыл дверь, хотя соседи и говорили, что видели там кого-то.

Но я всё ещё жив. Может, я не такой уж пропащий на самом деле?

Когда я учился на третьем курсе, в институте вдруг отменили предмет «история КПСС», вроде как за ненадобностью. Преподаватели кафедры истории поначалу загрустили, но когда вместо привычных дисциплин ввели «современную Россию» и «культуру Востока», и вовсе растерялись. Предмет, который и прежде не был особенно интересным, теперь превратился в бубнёж из научно-популярных журналов.

Многие преподаватели воспользовались случаем, чтобы уйти на пенсию. И чтобы хоть как-то восполнить ряды, в институт прислали сорокалетнего доцента с болгарской фамилией Затойчев. Имя-отчество, впрочем, у него было вполне отечественное: Виктор Степанович, прямо как Черномырдин. В отличие от своего именитого тёзки доцент был худощав и шустр. Импозантный брюнет, он тщательно следил за своей внешностью: всегда идеально выбрит, подстрижен, виски чуть подёрнуты благородной сединой. Между собой студенты его сразу прозвали Степанычем.

Разумеется, в такого молодца влюбились практически все студентки, включая повидавших телевизор барышень с кафедры теплотехники. Занятия он вёл интересно, но была у него одна особенность: он ужасно не любил, когда кто-то опаздывал на лекции. «Пустота, – говорил он, – это самое страшное, что может произойти в образовательном процессе». В остальном же он был совершенно лоялен: на экзаменах не скупился на пятёрки, а зачётам предпочитал «автоматы».

Его лекции были по четвергам, первой парой. И я, как нарочно, на них опаздывал. Ей-Богу, даже не понимаю, как это происходило: то ломался будильник, то опаздывал автобус, то ещё что-то случалось досадное. Затойчев злился, но я ничего не мог поделать: по четвергам будто просыпалась неведомая сила, категорически не согласная изучать культуру Востока.

В тот день я опять проспал и теперь едва успевал к середине пары. Вихрем промчался по лестнице, на четвёртом этаже отдышался, осторожно приоткрыл дверь в аудиторию. Сегодня читалась лекция о средневековых традициях Японии. Очевидно, именно поэтому на столе у преподавателя стояла небольшая деревянная этажерка, что-то вроде подставки, на полочках которой располагались два немного изогнутых меча.

Затойчев размеренно рассказывал:

– В то время эта страна жила в непрерывных раздорах между удельными князьями и авантюристами, воюющими за земли и власть. Войны мешали торговле и опустошали страну. В 1573 году человек по имени Ода Нобунага подчинил себе Японию. На протяжении девяти лет ему удавалось сохранять контроль над всей страной. И когда пал жертвой покушения, властью завладел Тотоми Хидэеси. Он ввёл ограничение на ношение мечей. Отныне только самураям разрешалось носить два меча, а остальным был разрешен только один – для защиты от разбойников на дорогах. Воин держал короткий меч у изголовья постели, а для длинного в доме имелась специальная подставка. В старые времена их называли «длинный меч» и «меч», сейчас они известны как «катана» и «вакидзаси». Оба эти клинка вы можете видеть у меня на столе.

Воспользовавшись паузой, я протиснулся в проём:

– Виктор Степанович, можно?