Ана Чи - 34 ступень

«Почему Ты приходишь ко мне так редко?» – однажды спросил я. В тот раз мы были на набережной холодной осенней ночью, и я забыл свое пальто в баре и сидел на ступеньках, ведущих к воде в одном пиджаке, чувствуя неминуемое приближение простуды. «Я лишь хочу, чтобы ты жил нормальной жизнью», – тихо ответила Ты, и из-за сильного ветра Твой голос звучал как еле уловимое эхо. «Пожалуйста, не сдавайся» – говорила Ты. После этого впервые за долгое время я ощутил Твою руку на своем плече. «Помнишь, когда тебе было еще совсем мало лет, я пообещала тебе, что мы обязательно встретимся?». Я спрашивал Тебя, сколько еще мне надо было ждать, но Ты лишь твердила, что наше время еще не пришло. Ты всегда говорила загадками, что, если хорошенько подумать, не должно было меня удивлять. Было вполне логично предположить, что голос в голове, не отягощенный материальной оболочкой, не мог давать точных прогнозов. Только вот Ты никогда не была для меня плодом моего воображения. Скорее, Ты являлась единственным, что было реальным в моем несуразном существовании, полном иллюзий и притворства.

Тогда на набережной я задал вопрос, который не осмеливался спросить ранее. «Как я Тебя узнаю?» – спросил я, и мои губы невольно растянулись в улыбке, хоть я вовсе не был в радостном расположении духа. «Ты просто поймешь, что это я», – ответила Ты, и я был уверен, каким-то образом я знал, что Ты была права. «Я непременно пойму, что это Ты», – неустанно повторял я, то про себя, то вслух на протяжении нескольких дней после той нашей встречи, пока лежал в постели с ужасным кашлем и температурой.

После наших ночных рандеву я обнаруживал себя в состоянии, которое было весьма подобно тому, что я ощущал в эту субботу. Я просыпался один, в одежде, которая была пережитком ушедшего дня, с неистовой головной болью и чувством опустошения. Возможно, опустошение не было правильным словом и то, что точнее описывало мое состояние, было старое доброе одиночество. Как будто внутри меня была яма, ведущая куда-то в темноту, на самое дно, и рядом не было никого, кто подал бы руку и не позволил бы мне упасть в нее и раствориться на дне. На дне, которое представляло собой не что иное, как черную дыру, которая была одновременно моим наказанием и моим же творением.

Как-то давно я читал, что эмоциональные расстройства могут вызвать настолько сильную реакцию в организме, что человек начинает чувствовать физическую боль. В моем случае боль была вызвана отсутствием Тебя и чрезмерным употреблением алкоголя. Все же, несмотря на то, как плохо мне было каждый раз после наших встреч, я ни о чем не жалел и знал, что мне придется снова напиться до беспамятства лишь для того, чтобы Ты пришла ко мне и разочарованно заявила, что это не то, чем должна была стать моя жизнь. Я так ни разу и не отважился спросить, какой же план был мне уготован и на каком этапе все пошло не так.

Стук в дверь вырвал меня из череды воспоминаний. Он показался мне настолько пронзительным, будто кто-то стучал о стенки моего черепа, но одновременно и невероятно далеким, как сон, прерванный за несколько секунд до пробуждения. Я был не в силах ответить и испытал облегчение, когда дверь моей комнаты приоткрылась снаружи, впустив внутрь свет коридорных ламп.

– Прошу прощения, надеюсь, я вас не разбудил, – раздался мужской голос. Наверняка он и не мог себе представить, насколько рад я был его появлению.

– Нет, не разбудили, проходите. Только, пожалуйста, включите свет. – Повернув голову и щуря глаза, я узнал в моем посетителе одного из санитаров.

– Я принес ваши лекарства. Сегодня вам хватит только одной дозы, – монотонно произнес мужчина, подходя ко мне, распластавшемуся на кровати и не способному приподнять тело.

– Хорошо, но я не могу встать, – произнес я, беспомощно смотря на своего собеседника и видя лишь размытые очертания. Наверное, я должен был быть благодарен хотя бы за то, что был способен говорить.

– Ничего страшного, я вам помогу. – Санитар облокотился коленом о кровать и приподнял мою голову, держа в ладони таблетки.

После того, как лекарство оказалось у меня во рту, он взял с прикроватного столика стакан с водой и помог мне запить таблетку. Это был мой первый человеческий контакт за весь день, и я был безумно благодарен. Я знал, что человек, придерживающий меня, лишь выполнял свою работу, но он и не мог представить, насколько значимо было для меня его появление. На несколько мгновений одиночество, поглощающее меня без остатка, растворилось, и я почувствовал, что был в этом мире не один.

– Эти таблетки помогут мне уснуть? – Мой голос был хриплым и еле слышным.

– Да, они способствуют глубокому сну, – он аккуратно опустил мою голову на подушку.

Мысль, что через мгновение он покинет комнату и отправится дальше выполнять свои дела, тяжело ударила по моим вискам. Что-то внутри меня хотело попросить его остаться и побыть со мной хотя бы еще чуть-чуть, но я знал, что это не входило в его обязанности. Кто бы мог подумать, что человеческий контакт, которого я избегал большую часть своей жизни, станет для меня непозволительной роскошью. Провожая санитара взглядом, запрокинув голову так, чтобы я мог его видеть, я думал о том, насколько даже таким чудакам, как я, порой нужны были другие люди. Я бы дал ему его месячную зарплату лишь за то, что он бы сидел около моей кровати, пока я не усну, но мне препятствовали два обстоятельства. Во-первых, я был слишком слаб для того, чтобы произнести столь долгое и замысловатое предложение. Во-вторых, я знал, что единственным, кого я действительно хотел видеть в тот момент, собственно, как и в любой другой момент моей жизни, была Ты.

В воскресенье события предыдущего дня представлялись далекими и иллюзорными, будто все это было лишь продолжительным кошмаром. Перед тем как выпить кофе и съесть омлет на завтрак, я долго смотрел на настенный календарь около рецепции, убеждая себя в том, что вчерашний день действительно произошёл. Остаток утра я провел на свежем воздухе, решив подробнее изучить окрестности клиники и даже воспользовавшись услугами одного из местных координаторов, чья работа заключалась в том, чтобы помочь пациентам организовать их досуг.

Моим помощником оказался молодой парень, которому едва могло быть больше двадцати лет. Он носил большие очки в круглой оправе и шерстяную жилетку с разноцветными ромбами и походил скорее на школьника, чем на работника психиатрической клиники. Кроме того, он был на пару голов ниже меня, и, прохаживаясь рядом с ним по аллее, я не мог отделаться от ощущения, что это скорее я взял его на прогулку и, может, даже нес за него ответственность. Будто какой-нибудь знакомый поручил мне присмотреть за своим сыном.