Ана Чи - 34 ступень

– Прошу прощения, если мой вопрос покажется неуместным, но сколько вам лет? – мое любопытство взяло верх, когда мы приближались к теннисному корту.

– В следующем месяце мне исполнится двадцать один. – Поправив очки на переносице, координатор посмотрел на меня, слегка приподняв голову, и я заметил, как по его щекам пробежал румянец. Мне не хотелось, чтобы он чувствовал себя неловко, и я решил сменить тему.

– И что привело вас к карьере координатора в психиатрической клинике? – с серьезным видом поинтересовался я.

– Это часть моей практики. Я учусь на клинического психолога, и пока что мне разрешают находиться рядом с пациентами только в качестве помощника, – серьезно заявил он, но в его голосе слышалась нотка досады, как будто он верил, что был готов к большему.

– Так ведь это неплохое начало, вы так не считаете? Совсем скоро вы будете настоящим доктором, – заявил я приободряющим тоном, и на лице моего собеседника промелькнула застенчивая улыбка.

Несмотря на его детский вид, парень в разноцветной жилетке отлично справлялся со своими обязанностями. Он перечислил мне различные возможности времяпрепровождения в Тихой Долине и дал пару брошюр с расписанием занятий. Так я узнал, что по выходным теннисный корт был открыт с десяти до шести, а также то, что я мог плавать по утрам и вечерам в местном бассейне. Кроме того, у клиники был свой небольшой спортзал с личным тренером. Для тех, кто не увлекался спортом, были организованы занятия по рисованию, игре в шахматы и уроки садоводства, на которых пациенты могли выращивать цветы и даже овощи, которые потом отправлялись прямиком на местную кухню. «Это не только учит терпению и помогает снять напряжение, но и позволяет увидеть плоды собственного труда», – многозначительно заявил координатор, но мне показалось, что это были не его слова, а фраза из мануала, который ему, скорее всего, пришлось выучить наизусть. «Это показывает, что наши действия имеют определённый результат, что мы имеем контроль над происходящим», – добавил он, и я лишь кивнул, не решившись спросить, на самом ли деле он в это верил.

После окончания нашей прогулки мною одолела непреодолимая скука. Прохаживаясь по просторам клиники, я совершенно не мог найти себе места, будто сам факт моего существования нарушал природный баланс. Ни на террасе, ни в холле, ни даже в моей комнате – ни в одном из этих мест мое нахождение не представлялось приемлемым. Только вот я не мог понять, для кого или для чего именно оно являлось неприемлемым, а, может, просто боялся об этом подумать.

На некоторое время мне удалось увлечь себя брошюрой, которую мне вручил будущий психолог. Я пытался сообразить, что из богатого предложения всевозможных вариантов времяпрепровождения подходило мне больше всего. Мне всегда нравилось планировать, даже несмотря на то, что я никогда не был способен гарантировать, что буду придерживаться собственных планов. Оказавшись в ситуации, когда мои возможности иметь контроль над чем-либо были минимальными, и под «минимальными», я лишь не хотел до конца признавать себе, что они были нулевыми, выбор между рисованием и плаванием пробудил во мне чувство подобное восторгу. Я не рассматривал садоводство, то ли по причине того, что это казалось мне слишком трудоемким занятием, то ли потому, что координатор наградил его самым банальным клише на свете, если клише вообще возможно было описать подобным способом. Я решил, что на следующей неделе попробую посетить спортзал или бассейн и, оставшись довольный своим решением, отправился на ужин.

Весь вечер я провел в библиотеке, большую часть времени рассматривая содержимое массивных деревянных полок, нежели чем читая. Я также периодически отвлекался на заходивших в библиотеку людей, которые предпочли литературу просмотру фильма, который показывали в соседней комнате. Во время своей прогулки с парнем в очках я узнал, что по воскресным вечерам в большом зале, предназначенном для собраний, проходил просмотр легендарных фильмов. Ничего неоднозначного или жестокого, лишь старая добрая классика, которая должна была заставить нас почувствовать себя лучше хотя бы на час с небольшим. Я любил фильмы, но предпочитал смотреть их в одиночестве. Моему уму было неподвластно, почему люди собирались вместе для занятия, имеющего столь индивидуальный характер. Десятки, а то и сотни людей сходились для того, чтобы сидеть рядом друг с другом в темноте и в тишине, каждый погруженный в свое собственное понимание происходящего. За всю жизнь я был в кинотеатре лишь пару раз, и то не по собственной инициативе. В то же время я понимал, что у находящихся в клинике не было выбора, и это было их, нашей, единственной возможностью избавиться от почти невыносимой тишины здешних вечеров.

Когда мне наконец-таки удалось сосредоточиться на истории, разворачивающейся в книге, я почувствовал чье-то присутствие и услышал скрип соседнего кресла. Повернув голову, я увидел Лару, чьи волосы впервые за все время были собраны в хвост, оголяя ее еще детское, но весьма симпатичное лицо. Она уставилась в книгу, но ее глаза не двигались. По ее слегка подрагивающим губам, которые словно пытались задержать вырывающиеся наружу слова, я понял, что она собиралась со мной заговорить.

– Как ты себя чувствуешь? – начала она без лишних церемоний, все еще уставившись в свой бумажный щит в твердом переплете, который будто спасал ее от необходимости посмотреть в мою сторону.

– Спасибо, хорошо. Как себя чувствуешь ты? – любезно ответил я, и тоже направил взгляд в свою книгу.

– Я-то в порядке, но ты… – Она замолчала и, громко захлопнув книгу, всем телом повернулась ко мне, подминая ноги под себя, видимо, готовясь к долгому разговору. – Я просто думала, что ты такой же, как и я.

– Что ты имеешь в виду? Что значит такой же, как и ты?

Что-то подсказывало мне, что это будет не самый приятный разговор. Верхняя пуговица моего поло неожиданно начала сдавливать горло, а ладони потеть.

– Нормальный, но с небольшими сдвигами. Без лекарств я могу неделю пролежать в постели или пробежать несколько километров, не останавливаясь, но я не псих-псих, понимаешь? Есть психи, которых держат в смирительных рубашках, а есть я, у которой часто меняется настроение, но я никогда не причиню вред другим или себе. Я думала, что ты такой же. – Слова Лары не звучали осуждающе, скорее ей было любопытно, но я не знал, что именно являлось источником ее любопытства, и это заставляло меня нервничать.

– И почему же ты поменяла свое мнение обо мне? – настороженно поинтересовался я, не находя в себе отваги посмотреть в ее сторону.

– Ты не помнишь, что случилось в пятницу во время медитации? – Голос Лары вдруг приобрел высокие, почти писклявые ноты, и я был убеждён, что если бы мы были одни в библиотеке, то она бы закричала.