Валерий Сабитов - На краю Ойкумены. Цикл «На земле и в небесах». Книга вторая

– Каких ещё посягательств?!

Он поиграл желваками, показав крепость тренированных скул, и ответил:

– Любых, пилот Чмель. А вы как считаете, Владимир Иванович?

Шеф отвечал осторожно, после вздоха:

– Но… Где здесь, на Марсе, наш суверенитет?

– В пределах территории, над которой развевается государственный флаг. Пока над Арабской Землёй, а завтра…

Я рассмеялся и заявил повышенным тоном, игнорируя смущение шефа и возмущение Вожачка:

– Что-о? Пока? Вам поставлена задача расширить суверенитет? За счёт китайцев и НАСА? Может, и марсиан включили в зону государственного влияния? Что это такое, ваш суверенитет за пределами родной Федерации?

Вот так хорошо мы вчера поговорили. И сегодня он не решился подойти ко мне перед выходом. А вот Бужанский со сдвигающейся психикой… Я оглянулся и не поверил глазам.

– Джек! Ты это тоже видишь?

Все три чужеродных серому пейзажу купола Базы охватило колышущееся марево, полупрозрачно-розовое. Бужанский, оглянувшись следом за нами, воскликнул:

– Мираж… Не может быть!

И на самом деле, для такого эффекта нужна плотная горячая атмосфера. А тут… Серебро куполов, окрашенное в цвет утренней зари, отсвечивало ярко и тревожно. Но главное: над всей невероятной картиной застыл громадный красный шар.

– Надо возвращаться, – прошептал марсолог-«самозванец».

«Если успеем вернуться, – подумал я, – если красный НЛО не расплавит или распылит Базу». Шар приковал внимание. Такого быть здесь не могло. А если оно есть – Марс живой. Борьбу за суверенитет Лавру придётся отложить. Или отменить. Мы медленно, как в воде, двигались назад. Марево постепенно успокаивалось, краснота шара угасала. Наконец волнение марсианского воздуха сотворило нечто похожее на розовое полупрозрачное зеркало. А по нему пробежали тени с человеческими очертаниями. Ноги, руки, головы. Человеческие тени, и без скафандров!

Видеоконференция привела к ожидаемому решению: новые попытки бурения отложить, организовать разведку окрестностей. Записи загадочного миража отправили на Землю. Лавр закодировал в докладе особое мнение: происшедшее «сотворено» одной из конкурирующих сторон международной экспедиции. Уверен, он попросил новых полномочий и дополнительного оружия со следующим транспортом. Оставалось ждать реакции Земли. Как общей, так и национальных. Боюсь, они не совпадут.

На разведку отправились опять трое, но уже на транспорте. Только вместо марсолога – похихикивание у того перешло в приступы громкого смеха – пошёл Ронг. В переводе с китайского Воин. Марсоход НАСА мягко и плавно покачивало, как шлюпку на легко волнующемся море. Цель наша – территория бывшей пристани. Посмотреть-потрогать и измерить уровни радиации в широком диапазоне. Но ни посмотреть, ни потрогать не удалось.

Я остановил машину в пятидесяти метрах от первых свай. На воображаемой плоскости-настиле не существующего для нас пирса застыли обнаженные мужчина и женщина в масках. Она – словно статуя из красного золота, окруженная цветным сиянием. «Хрустальным свечением» – подумал я вслух. Мужчину окутывали пляшущие языки фиолетового пламени.

– Возвращайтесь! – раздалась в шлёмах команда шефа.

Повторили ее на двух языках. И тут же последовал вибрирующий баритон Лавра:

– Ни в коем случае! Это галлюцинация! Чмель! Приказываю провести проверку!

Какой уверенный командный тон! Интересно, как тестируют галлюцинации на инопланетных территориях?

– Чем прикажете проверить? – рассмеялся я.

И услышал:

– Лазерным излучателем марсохода, пилот-инженер!

Я посмотрел на Джека, затем на Ронга. И мы дружно расхохотались. Машина сделала широкий разворот, я с удовольствием посмотрел на дуги следов от каучука колёс и весело сказал:

– Возвращаемся, шеф. Как говорил наш Рэй, «запахло зверьём и рептилиями».

Земля молчала слишком долго. Что свидетельствовало: консенсус там отсутствует. Нет общечеловеческого понимания целей и задач интернациональной экспедиции. А в первую очередь – способов их достижения. Режим дней и ночей на Базе сломался. Не было ни объединяющей стратегии, ни мобилизующей тактики.

Рядом с бездействующими буровыми установками шастали розовые тени. В самых разных местах возникали и пропадали туманные, дымящиеся зеркала. Я не выпускал из рук «Марсианские хроники». И при всяком удобном случае цитировал Брэдбери. Нашёлся английский оригинал и перевод на китайский, меня поддержали Джек и Венлинг. Мы вычислили коллегу Лавра в команде НАСА. Том, официально исполняющий должность инженера-химика, оказался не столь упёртым, как Лавр. Кто чем занят на деле в китайском Секторе, выяснить не удалось, у них всё скрыто от постороннего любопытства. «Чекистом» может оказаться и Венлинг.

Зеркала пропадали, появлялись. И вот – начали передвигаться, сливаясь в одно громадное, заслоняющее всю наблюдаемую из иллюминаторов реальность.

– Это не зеркала! Не зеркало! – объявила Альфи, единственная дама в команде НАСА, очаровательная афроамериканка, – Это открывается Марс. Настоящий, живой…

И посоветовала Тому с Лавром изучить «Марсианские хроники». В ответ на её прозрение в громадное невозможное зеркало нацелились лазеры всех Секторов. Настало время непрерывной боевой готовности. Без личного оружия нам запретили не только выходить, но и находиться в помещениях Базы. Лазерные пушки могли в любой момент нацелиться друг на друга. Три перекрёстных луча… Лавр надеется на успех превентивного удара?

Дисциплина в российском Секторе ужесточилась, но моей свободы не убавилось. Я молча игнорировал все ограничения. С Джеком и Венлинг мы разработали простенькую кодировку и ежесуточно обменивались сообщениями. Требовалось объединить усилия и нейтрализовать представителей спецслужб в единый час. Обстановка предписывала сделать из трех Секторов единую Базу. Пока психика экипажей окончательно не расшаталась. В моём Секторе адекватно вёл себя один Владимир Иванович. Химик Суббота разделил самооценку Бужанского, объявил Марс непознаваемым, себя графом и потребовал поместье на горе Олимп. И за свою нормальность я уже не ручался – мог устроить мятеж в любой, самый неподходящий момент.

Но пришла волшебная ночь под двумя лунами. Точно в центре между тремя куполами возникло Зеркало – впервые ночью! – и состоялся спектакль. Нам показали кусочек инопланетной жизни. Проявление непонятного разума… Действие удивительным образом проникало в каждого землянина, скрытого за металлом и пластиком. И воздействовало на все органы чувств.

…Набережная, замощённая розовым светящимся камнем. Легкий накат фиолетово-зелёных волн. Ощутимое давление плотного, насыщенного приятными ароматами воздуха. И яхта, розово-золотая в нежном двулунном свете, под изящными светло-сиреневыми парусами. Безветренно, паруса висят. На яхте десяток марсиан в масках разного цвета и выражений. В руках у них неизвестные инструменты; исполняется строгая, нарочито ритмичная мелодия. На возвышении, обняв тонкой бронзовой рукой коричневый ствол мачты, женщина в туманном одеянии исполняет завораживающую песню. Все мы, включая Лавра, замерли в потрясении.