Тьере Рауш - Китечка!

Вечер шел своим чередом за разговорами, в которых Барашка участвовал лишь косвенно. Темная ночь перетекала в утро, когда гости решили расходиться по своим обиталищам. Барашка тихо попрощался, проскользнул в подъезд, поднялся к своей квартире, задержавшись у двери почившей любимицы. Он смотрел на поистрепавшуюся обивку, на кривой номерок, дверную ручку, которая все время заклинивала. Собачка не лает, не бубнит радио. Тишина.

Подвальник и Сумрак вышли на улицу, расселись на скамье. Они слышали, как где-то вдалеке собачатся чей-то домовой и один из бесов Одетты, как шумит оживающее шоссе. Посидели так недолго, разошлись на отдых. Открывая дверь в подвал, мальчишка подумал, что, в общем-то, званые вечера неплохи, да и сам вампир вполне занятный. С заморочками, конечно, а у кого их нет?

Мальчишка шмыгнул носом, сделал шажок к лестнице.

– Р-р-раз!

– Тащем-та, продали меня моему наставнику за ящик водки, – Подвальник пил кровь из бокала, причмокивал, стараясь распробовать вкус как следует.

– Что же это получается, любезный? – Басараб всплеснул руками. – Вас, несмышленое, невинное дитя, на погибель добровольно отвели?

– Угум, – Подвальник, впрочем, ни капельки не переживал о случившемся. Ну, во-первых, это произошло давным-давно, а во-вторых, не продай его родители-алкоголики какому-то премерзкому типу, то он скорее всего вырос и прирезал бы матушку с батюшкой ночью. Спали родители всегда крепко, в квартире – толпы друзей-собутыльников. На мальчишку бы никто и не подумал.

– А как вы двое познакомились? – Басараб посмотрел сначала на Сумрака, а потом на мальчишку.

Знакомство вышло случайным. Сумрак, облюбовавший место под лестницей, перебравшись в новое жилище, заприметил высоченного уродца в балахоне, который спустя время откуда-то раздобыл себе личного ребенка. У нежити оно как заведено: детей либо на воспитание забирают, либо на пожрать. Судя по тому, что мальчонка был жив-здоров, приноравливался кошек ловить да других детей в подвал заманивать, уродец тот решил последователя вырастить. Нежить-то она дурная да бесплодная, редко когда случается кровными наследниками обзавестись. А любому дураку известно, что человеческие дети только в определенном возрасте нормальными людьми становятся. Потому забрать и переделать на свой лад несложно, все задатки имеются. Затем уродец пропал куда-то, мальчишка остался жить в подвале. Глазища у него огромными стали, зубы – во! Костяные иголки, ни дать, ни взять. Уши заостренные, быстрый, ловкий, глуповат только. Без направляющей руки одичал, почти не говорил, слова коверкал. Вот Сумраку и показалось, что стоит мальчишку в нужное русло направить, а то совсем зачахнет.

– Восхищаюсь вашими педагогическими навыками, – Басараб, пока слушал, все качал головой, печалился и сопереживал. Теперь едва сдерживался, чтобы не начать рукоплескать.

– Да чего уж там, – смутился Сумрак, отвел глаза, но внутри себя порадовался, мол, не зря с мальчонкой возился. – Как у вас с семьей обстоит?

– Как бы вам сказать, чтобы никому не обидно было, – Басараб достал мундштук, сигареты. – Высокие отношения и крепкая связь, пусть даже каждый из нас находится за тысячи километров друг от друга. Маменька, например, сейчас гостит у моих сестер, думаю, что на обратном пути в родовое гнездо, не обделит меня визитом.

Надо сказать, что матушка любила сюрпризы. Никак не принимать их, а устраивать. Басараб, напротив, всячески пытался искоренить эту нехорошую семейную привычку. Какой же дурной тон являться без предупреждения в то время, когда у него в разгаре карточные игры на очередном званом ужине! Вот именно из-за подобного, Басараб тактично свернул тему обсуждения семейных уз на втором собрании.

Когда в дверь позвонили и Басараб поспешил встретить нового гостя, то до Подвальника, Сумрака и Барашки, донесся громкий вопль, полный отчаянья:

– Маман, что вы тут делаете?

Ему никто не ответил, зато в гостиную прошла высокая дама, почти такая же высокая, как сам Басараб. У нее были черные волосы, собранные в причудливую прическу, платье в пол, кольца на костлявых пальцах и ядовитая улыбка. Такая острая, что ею можно было легко перерезать кому-нибудь горло. Дама обвела строгим взглядом всех присутствующих, задержавшись на Подвальнике, торопливо вытирающего с подбородка кровь, вздернула правую бровь и ледяным тоном велела гостям проследовать к выходу. Барашка незамедлительно выполнил указание, Подвальник же нахмурился:

– Чёй-та? Не вы тут хозяйничаете, не вам и выставлять!

– Правильно говорит, – тоже возмутился Сумрак, сердито поглядев на даму. За ее спиной появился Басараб, который одними губами произнес «уходите». Вид у него, при этом, был такой, будто к нему кто-то из охотников явился.

– Мон шер, что за побирушки? – спросила дама, повернувшись к Басарабу. – Вот так и знала, что нельзя одного оставлять, у вас с самого детства имеется дурная привычка водиться с отщепенцами.

Она горестно вздохнула и тут же злобно процедила сквозь зубы:

– Если вы немедленно не покинете квартиру, мы все будем решать радикальными методами!

Подвальник поставил бокал на стол, что-то сердито бурча себе под нос, Сумрак встал и направился в прихожую вместе с приятелем. Басараб опечаленно глядел им вслед, не смея даже спросить на какой срок приехала погостить маменька.

– Сердце мое, что за сомнительные личности? – дама картинно приложила руки к щекам.

– Маман, прекратите, я уже взрослый и самостоятельный!

Басараб даже и не думал втаскивать в квартиру чемоданы, складированные на лестничной площадке, надеялся, что маменька задержится ненадолго и вообще она тут проездом, по пути в столицу.

Впрочем, госпожа Илона собиралась провести с любимым сыном неделю, не меньше, о чем она тут же сообщила расстроенному молодому человеку.

– То, что вы взрослый, никак не оправдывает того, что вы общаетесь с какими-то оборванцами!

– Я сам решу с кем мне общаться!

Басараб подскочил к мини-бару, извлек золотой ключик, расправился с замком в две секунды и достал бутылку бурбона, черного как ночь. Такой бурбон продавался только в одном месте, и где именно Басараб не говорил никому.

– Вы что же задумали? – госпожа Илона нахмурилась, попыталась отобрать бутылку, но Басараб не дался, плеснул бурбона в бокал с кровью и залпом выпил получившуюся смесь.

– Как вам не стыдно, милый, – госпожа Илона неодобрительно покачала головой, а Басараб едва не расхныкался, как мальчишка: он ненавидел, когда маман так говорила, с самого детства ненавидел. И мать знала, потому специально ввернула это сейчас. Пока Басараб мысленно вспоминал за какие именно грехи ему досталось такое наказание, Илона рассматривала обстановку в гостиной, кривя губы. У сына с детства нездоровая любовь к красному цвету, которую за пределами родительского дома больше ничто не может обуздать.