Татьяна Мирон - Я уцелела. Том 1

Как я буду себя чувствовать, и что я буду думать после того, как вылью все переживания на бумагу? Я пока не знала. Я выписывала всё из себя, и понимала одно – к такому я больше не приду. Я знала и была уверена, что моя новая дорога уведёт меня в другом направлении. Я испытаю истинное облегчение. Посмотреть на всё со стороны и сделать для себя определённые выводы? Это уже ваша задача. Свои выводы я уже сделала, мне в этом жизнь помогла. Думаю, я многое ещё смогу. Я уже это пережила. Простила и ему и себе всё, что смогла и то, что не могла когда-то. Простила всё. За нелюбовь? Его? Это было проще всего, тут и прощать-то не за что. Всё затянулось с его нелюбовью, тем, что мною пользовались, что жалела. Всё делалось из помощи к ближнему, а ближний главного-то не понял. Когда я жила во всём этом кошмаре, наверное, мне хотелось чтоб его ударило по самому уязвлённому, что у него есть – это совесть. Представляете, она у него ещё оставалась. Я видела в нём сопереживание и неплохие мысли, и я верила в него. Да, именно по Кастанеде – найти пристанище на крыле птицы судьбы, спасти себя и найти свой Путь – Путь воина. Возможно, я тогда хотела этого больше самого Димы. Но и ему я хотела помочь. Наивно рассуждаю? Пусть. У меня было желание ему помочь. В жизни люди не встречаются просто так, значит, и я ему была дана судьбой не просто для развлечения и утешения. Для чего он мне повстречался? Чтоб открыть для меня мою Силу? Я не знала, откуда что берётся? Я всего лишь рассказываю, как всё было…

Приближалось первое восьмое марта в нашем общении и уже в наших, как бы я не боялась этого факта, но отношениях. Я просила не дарить мне цветы, я не люблю букеты, для меня это уже не живые цветы, их уже сорвали и срезали. Я люблю цветы именно живыми, когда они в поле, на участке загородного дома, на окне в горшочке, на газоне, когда они живут, цветут и пахнут. Первый букет, подаренный мне на день рождение, был приятен больше вниманием и самой обстановкой. Мой выбор всегда останется живому. Но, я не успела предупредить Диму, и букетик уже ждал меня в ванной, чтоб поздравить меня на следующий день. Было приятно, но не более. Моим словам Дима внял и принял во внимание в дальнейшем. Он мне больше не дарил никаких цветов. Мне повезло, внимания с цветами было не так уж много, скорей повезло цветам. Ну, да ладно. Подарком были три очаровательных тюльпана, которые простояли у меня в вазе, и радовали глаз ещё две недели. Для этих цветов это даже долго. И ещё мне была подарена бейсболка. Это был джинсовый Levis из какой-то коллекции, которую больше не выпускают. Я иногда носила такие вещи на прогулку в парке летом, когда выезжала на природу. Мне вообще идут любые головные уборы – «Форма лица позволяет», – так мне говорили, но я и сама это знала. Было приятно само внимание. Я к этой бейсболке специально разорвала свои джинсы, умудрилась вырезать красивый и необычный рисунок из квадратиков с бахромой, было прикольно, мне шло и нравилось, эдакий непринуждённый летний вариант. Эта бейсболка, как и несколько ещё его подарков, далее были оставлены дарящему на память, когда мы поругались в предпоследний раз. Это пока не важно. Я попросила от меня поздравить Тамару Матвеевну с праздником, если это возможно. Мы общались, но не до такой степени, чтоб я могла ей звонить. Я ни разу не взяла у неё номер телефона. Я впредь и никогда не звонила ей, как бы мне тяжело ни было, и как бы мне не хотелось услышать толику поддержки или совета.

Дима только через три дня приехал ко мне, и остался у меня на ночь по случаю того памятного дня. Мне так его не хватало, моё сознание было на грани и предчувствовало приближение любви. Моя хозяйка, Лариса Петровна, тогда в первый раз увидела Диму, и спросила: «Сколько ему лет?» Когда я сказала его возраст, она была не наигранно удивлена, и сказала, что он очень хорошо выглядит. И она не лукавила, я знала, что он выглядит моложе своего возраста, и не скрою, что мне было приятно это наблюдение. На самом деле он красив внешне для мужчины, если речь идёт о внешней мужской красоте, которую мы привыкли наблюдать. Нежная, и как ни странно бархатистая кожа лица, морщин нет, только при гримасах. Чудный загар, аккуратная стрижка, высокий, подтянутый, пропорциональный, сильные руки, длинные стройные ровные ноги, прямая осанка. Красавчик, чудный малый. Но не в целом, а лицо. В его лице было что-то такое, что я не могла распознать. Уродом он не был и это очевидно. Мне он очень тогда нравился. Получается, что не только мне. Мне льстило, когда знакомые отзывались о нём так. Он создавал первое приятное впечатление. Я-то знаю, о чём говорю. Он был красив. Уж мне-то этого не знать? Этим мне и приглянулся. Безусловно, тогда он устраивал меня, ещё и, как партнёр в постели, если бы не его лень. Отдельные моменты были превосходны. В целом? Его лень и эго, которые брали над ним верх, портили полное ощущение и желание остаться с ним. Жаловалась я уже потом, ему же, на него же. В марте, на днях, он заговорил, что мы поедим прогуляться в Филёвский парк. Фили – один из районов Москвы, а так же огромный парк в черте города. Тогда я ещё не бывала в этом парке и с удовольствием встретила это предложение. Но… Прогулка откладывалась, переносилась на другие дни, как специально, именно на тогда, когда я работала. Делалось ли это спонтанно? Нет. Дима в тот район частенько заезжал по старинке, к своим дружкам «дудочникам». Это не те люди, которые играют на духовых музыкальных инструментах, это его сокурники. Дима жил раньше в тамошних пенатах, но пока не рассказывал, зачем он постоянно туда мотается. Про барыг я тоже узнала позже. Именно в том районе вся эта гадость и продавалась. Фу, вспоминать противно увиденное мною, когда открылась завеса одной из его тайн, как он это называл – «вторая его сторона». Прогулка откладывалась. Я не брала телефон днём, и отвечала только вечером. Днём мы встречались с подружками, позволяли себе расслабиться. Встречались в Южном Измайлово на прудах, загорали под тёплым солнышком, пили пиво с рыбкой и проводили время хорошо и беззаботно. Вечерами я смотрела телевизор или читала. Книги я тоже с собой брала в парк. Вот такая моя весна, а она не понимал: