Николай Лукьянченко - Мамонтов бивень. Книга первая. Сайсары – счастье озеро. Книга вторая. Парад веков

Утро нового дня началось сумбурно. Все куда-то спешили, толкались, с удивлением разглядывая друг друга, оценивая и молча осуждая. После туалета, умываний и обливаний холодной водой из рукомойников, подвешенных над длинными железными оцинкованными корытами, бойцы поспешили в столовую на завтрак. Новички садились на лучшие места, с которых их тут же сгоняли старожилы: «Это моё место!» или «Я здесь уже месяц сижу!» Лучшими местам считались ближние к раздаточному окну, то есть, края трёх длинных деревянных столов, по обеим сторонам которых тянулись лавки, сколоченные из неостроганных досок.

Уже к концу пустого безвкусного завтрака, закончившегося помоями под названием в меню: «Кофе», и словами просивших добавки: «Кофейкю, ещё маненько», – у Олега Батурина заныло, зажгло под ложечкой. Ему вспомнились московские университетские, а ещё лучше домашние завтраки во всём их разнообразии, когда на стол подавались пышущие жаром и паром утренние супы из куриных желудочков, свежей печёнки свинины или телятины, овощные салаты, булочки или сочники к чаю и кофе со сливками. Где теперь всё это? На целое лето одни только воспоминания.

Быстро расправившись с завтраком, Олег стал наблюдать за остальными студентами. Его внимание привлекли два лица. Одно принадлежало Дастану Давранову, толстому невысокому крепышу – узбеку, виртуозно уплетавшему подгоревшую и только потому не пахнущую дурно кашу. Второе – выделявшемуся и ростом и мощью богатырю отряда (чуть ли ни брату былинного Святогора!) – могучему бойцу «Эфиопа» – Анатолию Власу.

«Вот это бойцы! – подумал Олег, следя за их смеховушно колышущимися толстыми щекам и ушами. – Сколько же им нужно съесть, чтобы насытиться? Великану его чашки хватит только на два глотка, Санчо Пансо – на три». И, действительно, уже через мгновение Дастан стоял у окошка и просил добавки, сияя всем своим необычайно живым, по-среднеазиатски ослепительно лоснящимся жиром и энергией лицом, похожим на засаленный от частого употребления на обжорных пирушках бубен:

– Зьюльфьюлинька, дэпэ, пожайлюста! Не разобрайль! – Чашка исчезла в окошке и тут же вернулась, дымясь горой каши.

– Не разобрало б тебя, Дастанчик, – подковыристо заметил Володя Чирикин.

– Нисиво. Я пливысьний. Ты сам говорийл: «Луссе фунт каши, чем фунт лиха!» – засиял Давранов так, что, казалось, его круглое раздутое в щеках как шарик лицо вот-вот взорвётся. – Я пливысьний. В Бухарье на спор козьёл плова сьедал…

– Фьюв! Так котёл или козёл? – свистнул Олег и перевёл взгляд с резво заработавшего ложкой коротыша на Власа. Тот же медленно и лениво поглощал свою порцию. Его огромные челюсти (но вовсе не акромегальные), двигались не только сверху вниз, но сбоку набок.

«Каков богатырь, – подумал Олег. – Ему одному по силам работа половины отряда».

– Кончай кормёжку! На линейку становись! – кривясь обмасленными губами, никак не гармонировавшими с выгоревшими голубыми глазами, выкрикивал команды Сергей Долгополов.

– Командир говорить будет! – съязвил кто-то в глубине столовой.

– Разговорами сыт не будешь, – поддержал неизвестного кто-то ещё.

– Ни поесть, как следует, ни поработать не дают, – заворчалось над столами.

– Работу давай!

Наступило жаркое лето. Рабочее лето Сибири.

Трудно было уследить как, откуда и каким образом надвинулось оно на неисчислимые котлованы, траншеи, взрезавшие пространство изорванными, бесформенными зачатками фундаментов, стен, монтажных лесов, шахт, железобетонных сборных и литых конструкций, ферм, каркасов и прочих атрибутов студенческих строек.

Необъяснимо перепутанные паутины-сети фронтов строек ненасытной губкой вбирали в себя несущиеся поездами, самолётами, кораблями студенческие стройотряды.

Отборные будущие властелины неизмеримых, дремлющих земель величайшей в мире страны становились новыми героями новых сказок, новых сказаний. И там, где на сотнях вёрст безлюдной, унылой, дышащей раскалённым зноем степи тысячелетиями монотонно текла полуявь, полужизнь… Где на вздыбленных в небо вековечной тайгой сопках, просевших в отутюженные ледником болота, со времён погибели мамонтов безраздельно царила одна комариная рать…

Вдруг…

…пустыни без единого деревца, без капли воды, без спасительной тени, в зное, в безветрии зашевелились телами в загаре, в поту…

…зелёные океаны кедров, лиственниц, мхов, лишайников мёртвенно-зыбких болот наполнились отчаянными парнями, способными без устали и ропота шагать и шагать по колено, по пояс в грязи…

…долины и ущелья дрогнули вдруг, задышали теплом человеческих тел, костров, надежд, мечтаний…

На юге и севере, на западе и востоке – от пустынь Каракумских до океанских изрезов Таймыра, от древнейших стен храма Покрова-на-Нерли до только что выброшенных вулканических лав Курильских островов развернулось готовое к вечному бою богатырское племя богатырской земли. Племя всего несколько часов или дней тому назад корпевшее над мучительно ускользавшим ответом экзамена, отвечало теперь на вопросы своего главного экзаменатора – бытия.

И так каждый год, точнее каждое лето на спиральной цепи освоения новых земель, пустынь, Сибири, бесконечных горных взломов, невзорвавшихся мириад полувулканов – сопок уже не один десяток лет вставал Святогором – студенческий богатырь – ВССО…

И это не тот дикий запад Америки – это этот восточный российский.

Огромный отряд МГУ всё ещё не мог развернуться в полную силу.

Районный штаб во главе с командиром Брониславом Розовским и комиссаром Паромовым Вячеславом утрясали вопросы связи областного штаба ВССО с местными органами управления строительными и партийными организациями.

До выяснения положения на местах дислокации и начала работ четырёх линейных отрядов они ещё не добрались.

В двух отрядах: «Эфиопе» и «Дамокловом мече», – командир считал, что контроль, а тем более опёка, не нужны. Поэтому в Плане работы с отрядами предполагалась работа с двумя отрядами: «Мезоном» и «Марсом», в которых основная масса бойцов были перво – и второкурсники физического и исторического факультетов.

Отряды экономистов и философов, составленные из студентов четвёртого и пятого курсов, управляемые опытными чуть ли ни кадровыми командирами, не вызывали даже тени беспокойства у районного штаба.

Они жили и действовали здесь уже более двадцати дней и по отчётам командиров, кроме затянувшейся раскачки заказчиков, никаких проблем не имели.

Утро первого дня в отряде для Батурина началось сразу после того, как он, едва сомкнув веки, был пробуждён скрипучим голосом комиссара Кротича: «Бо-ойцы, бо-оля, подъём, бо-оля!» Взорвавшее Олега возбуждение не проходило и теперь, когда он стоял на линейке.