Марина Балагур - Общага

Короче, ночевать мне негде, разбора у меня нет, а экзамен завтра. Я подхватила свой чемодан и зашагала вдоль своего пути в обратную сторону, на поиски гостиницы. В третьей по счёту нашлось свободное место, я поселилась в двухместный номер, приняла душ, поужинала в симпатичном буфете.

Там я впервые попробовала газированный напиток «Тархун». У нас дома тогда продавали только газировку золотистых цветов. «Пепси-колу» мы привозили сами, из поездок летом «на юга» и в Москву. Срок хранения у неё был шесть месяцев, так что она вполне доживала до новогоднего стола. А этот я вообще видела впервые, он был зелёный и необычного вкуса. То же было и с мороженым, у нас можно было купить только в бумажном стаканчике, с деревянной палочкой вместо ложки. Реже завозили в вафельном стаканчике, и уж тут не зевай – очередь мгновенно сносила всё, закупали целыми п/э мешками по 10—15 штук. Что-нибудь более оригинальное можно было вкусить в областном центре, а уж шоколадное эскимо на палочке – это только пожалуйте в Москву и Ленинград. Эх, где вы теперь, замечательные старые «Дюшес» и «Буратино»?! Да и «Тархун» стал отвратительным, так и прёт химией.

В этой гостинице всё было симпатичное, и не удивительно: как выяснилось позднее, это была самая престижная гостиница города. Здесь всегда жили приезжие знаменитости и приезжее же начальство. Но, всё равно, гостиница – это тоже общага, только дорогая и, поэтому, более ухоженная. Но обо всём этом я не раздумывала, а получала удовольствие от той жизни, которая сложилась на данный момент. Пользовалась благами цивилизации, делала короткие вылазки в ближайшие окрестности. От города я была в восторге, результаты экзаменов также радовали. Но начали они радовать не сразу и не за просто так.

Первый экзамен, по специальности, состоял из трёх разделов: 1) теория, собеседование, плюс чтение басни, прозы и стихотворения. 2) разбор этой самой пьесы 3) этюд (в двух частях).

В первом пункте всё было более-менее благополучно, побеседовали мы с комиссией на околотеатральные темы неплохо, прочитала репертуар сносно.

Стали разбираться с разбором. Тут мне, во-первых, сообщили, что выбранная мною пьеса А. Корнейчука «Платон Кречет» – не самый удачный вариант, надо было взять что-нибудь поинтереснее. Ха! Пьесу поинтереснее! Знали бы они, где, когда и как я её разбирала! Во-вторых, зачем же ставить в программный список неинтересные вещи?

А в-третьих, пьеса хорошая. Только во второй половине второго действия там начинается идейная пропаганда, и то она вставлена туда, как свечка в торт – для идейной «красоты». Вынь свечку – вкус торта не изменится. Просто втиснут монолог под звучащую фоном песню «Там, вдали, за рекой». И потом снова идёт нормальный человеческий сюжет. Хорошая пьеса о хорошем человеке. Хирург, который играет на скрипке. Талантливый, честный, умный и порядочный человек. И проблемы «подняты» общечеловеческие: честь и подлость, профессионализм и карьеризм, любовь и равнодушие, дружба и шкурничество, сила духа и малодушие.

Это была единственная вещь из советской драматургии, которую я запомнила досконально. Ведь разбор требовал подробностей – цитат, имён всех персонажей (да не просто, а с расстановкой сил по лагерям), и т. п. А постановку этой пьесы в то время часто крутили по ТВ, я видела её не раз и запомнила.

Ведь пришлось всё делать экспромтом и по памяти, не имея под рукой ни текста пьесы, ни какой-нибудь маломальской аннотации к ней. Куда удобнее устроиться в тихом гостиничном холле, под пальмой, на диванчике, и что-нибудь эдакое начертать, чем торчать битый час в читальном зале библиотеки. На руки-то книгу не дадут без прописки и студенческого билета, будь даже у меня в запасе ещё один день. Но его не было, и действовать надо было быстро. В моём распоряжении были всего каких-нибудь пара часов. Причём вечерних. Какая библиотека?

Прямо, как в том фильме:

– А ты что спросил? Как пройти в библиотеку? В два часа ночи! Идиот!*

Этот эпизод акцентирует моё внимание потому, что была опасность вообще никуда не попасть, а ехать домой на следующий же день, не солоно хлебавши. Вот уж нет, дудки! Этого допустить я не могла. Если бы мне пришла спасительная возможность – попросить чей-то выполненный разбор! Читая его, я усекла бы принцип работы и набросала себе планчик. Как у Леонида Филатова: «Нам бы схемку аль чертёж – мы б затеяли вертёж! Ну, а так – ищи, сколь хочешь, чёрта лысого найдёшь!» *

Как я уже сказала, в первый вечер, оценив достоинства своего пребывания в гостинице, я села за стол и задумалась о завтрашнем дне. То есть, о разборе пьесы. Выбирать надо было только из того, что стои́т в программном списке. А там были «Бронепоезд 14—69», «Оптимистическая трагедия», «Человек с ружьём» – милые такие, симпатичные сюжетцы, а главное – мирные. А ещё говорят, что сегодня смотрят одни боевики. Всё то же самое. Как говорится – те же штаны, только назад пуговицами. Добро и зло не меняются, главное отличать одно от другого, и не перепутать, на какой ты стороне. Только сейчас чтение боевиков – дело вкуса и личного выбора. Тогда же – гражданская обязанность. И право выбирать сторону не предоставлялось.

Помните, известный советский киноальманах «Волшебная сила», а именно его главу «Мстители из «2-В»? Детей повели смотреть «Неуловимых мстителей», и они в благородном порыве обстреляли киноэкран «горохострельным оружием». «Парни так изрешетили стену моего заведения, тут ремонтом долларов на сто пахнет!«* Директор школы в воспитательной речи говорит им (вернее, поёт) следующее: «Я вполне понять могу вашу ненависть к врагу». Во втором классе, в восемь лет! Ну, а мы-то уж! Восемнадцатилетние лбы! Должны понимать про кузькину мать. Но… я не понимала. Так всю жизнь и прожила политическим идиотом, ни разочка ни в кого не стрельнула, (двоечников, как мы помним, я лупасила исключительно линейкой).

Мне всегда нравились житейские сюжеты. Безыдейный я человек, аполитичный, мелодраматичный, мелкобуржуазный – какой там ещё? Как ни назови, только вот можно я не буду про бронепоезд и про броненосец играть! Покопалась в памяти, выбрала старину Кречета, затем, достала из сумки листочек бумаги, написала всё, что думала о данном произведении (что ещё оставалось делать?), и с чистой совестью легла спать, попросив дежурную по этажу разбудить меня на экзамен.

Сидя у входа в экзаменационную аудиторию, я всё ещё не имела понятия, как делать разбор, и держала в руках тот самый клочок бумаги со своими вольными размышлениями. Хорошо, что абитуриентов было много, конкурс – пять человек на место. Пока другие сдавали, я успела заглянуть в выполненный кем-то треклятый разбор… О, ужас! Там действительно должна быть определённая схема, да ещё какая! Быстренько всё переделала. В коридоре, на коленке, за пятнадцать минут до экзамена сделала всё. А им пьеса, видите ли, не понравилась!