Валерий Морозов - Дом окнами в полночь. Исповедальный роман

Это ли обстоятельство, или разрешение пользоваться всей роскошью апартамента по своему усмотрению, а, возможно, и причисление моей персоны к категории «непростых» гостей раскрепостило, и я довольно развязно швырнул кофр в одно из кресел и бесцеремонно плюхнулся в другое.

С прибытием, Олег Николаевич!

* * *

– Слушай, – отвлёкся от дороги Андрей, – но вот когда ты сказал про русскую церковь, я примерно понимаю, где это. Такой храм, по-моему, в городе как раз один. И особняк этот помню – там раньше собиралась памирская диаспора. Северные памирцы, которые обосновались в Душанбе. Они же, хоть и причислены к Таджикистану, но живут, говорят и веруют по- св о ему.

– Это как, по-св о ему? – прикинулся я несведущим.

– Ну, так. В мечеть не ходят, молятся дома. Не пять раз в день, а два. Пост в Рамадан не держат. Таджики говорят о них: «Памирцы не знают Бога». Вера иная. Причем гордые необычайно. Про себя говорят: «Памирцы тогда лишь встают на колени, когда целуют памирский флаг!». Они какие-то исмаилиты. Вообще в исламе столько течений – сходу и не разберешься.

– Смешение «племён, наречий, состояний»? Так дело обстоит?

– Ну да, запутано всё. Но зато, Олег, девчонки с Памира, – он завёл глаза под лоб, – одно загляденье. Красавицы, писаные самим Аллахом!

– Да ладно. А мне приходилось когда-то читать, что первое место по красоте среди азиатских народностей держат именно таджички, – неохотно прячу незабываемые моменты своего личного опыта.

– Чего ты там читал? Кто их возьмётся учитывать и сравнивать в ихнем Бадахшане? Кто полезет к ним в горные кишлаки? А они ведут родословную из Персии. Воспетые поэтами персиянки – предки бадахшанских красавиц. Арии они, только восточные. Таджички, не спорю, тоже есть красивые и стройные, но эти… Нет, я просто не сумею объяснить, если ты сам не видел, рассказывать гиблое дело.

«Ах, Андрюша, дорогой ты мой! Может, я и открою тебе когда-нибудь мою историю всю без остатка, но не сейчас».

– Может и видел, просто отличить не умею.

– Вот и дело. А у меня уже глаз приспособился, сходу отличу. Имею личный опыт.

– А жена у тебя, говорил, русская.

– Ну, это, брат, особая статья. Куда же девать все национальные и религиозные запреты на связь мусульманок с русскими. Родственники, опять же, имеют большое влияние, – он молчал, а я не смел прервать его раздумчивости. – Вот и у нас с Рузи не сложилось. Живет, слышал, в Худжанде. Замужем по всем ихним правилам. Со школы больше так и не виделись.

– Но ведь какой сейчас век на дворе? Так ли уж нерушимы эти правила? Что же, не бывает исключений?

– Бывают. Но, за эти исключения кому-то наваляют плетью с «походом», а кому-то и побитие камнями. Со смертельным исходом.

После этих слов у меня перемкнул речевой аппарат, и я тупо уставился в убегающее под капот прокалённое солнцем дорожное полотно.

* * *

Ну что же, думаю себе, надо начинать обживаться на новом месте. Нельзя опоздать к Хадиче на ужин и с первого часа знакомства проявить неуважение к местным традициям. В ванной комнате я взглянул на себя. Так и есть, «…не брит, не чёсан, в манишке солома…». Стянув «шорты-кошелёк», голышом выскочил в номер. Выдергивая ящики бюро, в одном из них обнаружил малюсенький ключ. Заперев довольно уже надоевший груз в нижний отсек, испытал даже некоторое облегчение. А что? С доставкой я справился, а остальное, полагаю, дело техники и чистая формальность. Продев ключик в цепочку нательного креста, предался блаженству водных процедур.

Сквозь тёплые струи разглядывал интерьер, по роскоши напоминающий мне ванную комнату в номере турецкого пятизвездочного отеля, где мы с Леной отдыхали неделю в прошлом году. Растёр тело огромным полотенцем, умастил гладковыбритую физиономию французским лосьоном, обнаружив знакомый в целой батарее флаконов дорогого парфюма, набросил белую футболку, брюки и ещё раз осмотрел себя в ростовом зеркале. Не кинозвезда и не секс символ, но ведь и «не лыком шит и не пальцем делан»!

Мама напевала иногда: «Не скажу, что я красива, / Просто сим-патич-на-я!» Да! А чего? Метр восемьдесят два, чёрная шевелюра, улыбка с плаката стоматолога. Сам себя не похвалишь… Впрочем, довольно.

Медленно ступая и скользя ладонью по перилам этой изумительной лестницы, я спустился на первый этаж. Хадича уже ждала моего появления. Неслышно проминая вездесущие ковры, мы прошли в соседнюю комнату. Добрая половина орехового стола, рассчитанного на шесть персон, была заставлена национальными яствами.

– Прошу к столу, уважаемый Олег! – Хадича улыбалась, глядя на моё вытянувшееся от изумления лицо. – Давай я познакомлю тебя с нашими закусками. Начинай ужин с этого салата. Он называется «Ачичук», но, будь осторожен, там присутствует перец чили и уксус. Вот в этой широкой деревянной тарелке овощная нарезка на курте, растворенной кисломолочке, – «Курутоб». А основное блюдо, – она доставала из мантышницы источающие пар и похожие на огромные пельмени манты из баранины, – таджикский «Хушан». Такого блюда ты не пробовал наверняка. Ну, плов ты знаешь. Его хорошо с барбарисовым морсом.

И обязательно отведай этого сладчайшего арбуза. Уникальный богарный сорт. Выращивается только на высокогорье. Двухметровыми корнями он вытягивает из почвы все полезные минералы. В России такого не купишь.

Гора лепёшек на резном подносе, порезанная изящными дольками дыня, ваза с разноцветным виноградом, охапка пряной свежей зелени. Два кувшина с напитками и причудливая расписная кукла посреди стола. Перехватив мой вопросительный взгляд, Хадича взяла куклу за макушку и подняла. Под широким вышитым подолом оказался большой керамический чайник, перевитый национальным прорезным орнаментом.

– Чай, – просто сказала хозяйка и опустила куклу на место, – зелёный чай. А это чойникпушан. Грелка. Чтобы не остывал.

Над всем этим роскошеством невидимой пеленой струился смешанный запах специй: лавр, базилик, чеснок, молотая зира, что-то ещё… С ужасом вспомнилось, что у восточных народов в ходу старинный обычай – чтобы проявить уважение к хозяевам, есть нужно много и еду бесконечно нахваливать. Заглядывая домоправительнице в глаза и кивая в сторону стола, я с мольбой сложил ладони у груди:

– Хадича, смилуйтесь…

– Сколько сможешь, – отрезала та и, уходя, улыбнулась загадочно. – Приятного аппетита!

После вагонно-ресторанной котлеты в районе позднего завтрака во рту не было и маковой росинки. Я оставил гостевое жеманство, перекрестился и «пустил тройку под гору»! Дома ешь, что хочешь, а в гостях, что велят!

Уплетая эти «разносолы», совсем не соблюдал очерёдности, потому как вкусным оказалось всё без исключений. Жмурясь от удовольствия и урча, как котяра, надкусывал манты, отирая салфеткой с подбородка горячий мясной бульон. Пожар и п а лево во рту от перца заливал ледяным виноградным соком из слезящегося хрустального кувшина. Чуть не до локтя облизал руки, пробуя есть плов по местным обычаям, щепотью. Потрескивало за ушами, словно невесомая стая райских стрекоз нимбом кружилась над головой.