Валерий Морозов - Дом окнами в полночь. Исповедальный роман

Нет, из нашего с ней окошка были видны лишь унылые кварталы хрущёвских пятиэтажек, размежёванные ухабистыми дорогами. А вдалеке, на срезе высоченной трубы, негасимый факел сжигаемых нефтеперегонным заводом отходов. От этого «вечного огня» атмосфера над районом отдавала стойкими запахами горелой резины. Казалось, что смог, нередко накрывающий эту часть города, прописан тоже здесь и тоже вечен. Даже имеющийся балкон дополнительной радости не приносил, потому как практически никогда не открывался. Комнатушка эта досталась Лене после развода с её «первым» и раздела совместного жилья. Да, ей достался этот угол, что называется, по остаточному принципу, но она была рада любой возможности, чтобы как можно быстрей расстаться с тем, в кого влюбиться так и не получилось.

Познакомил нас Иннокентий. Впрочем, что значит познакомил? Он, оказывается, и сам не чаял встретить её именно в этом торговом центре. Подписывать договор на поставку нашей продукции в универмаг, где Лена состояла в должности товароведа, мы отправились вдвоём.

Нас встречала директриса, пожилая армянка в ярко-зелёной блузе с жемчужным ожерельем, распластанным на мощной, вздёрнутой до горизонтальной устремлённости груди. Полистав унизанными золотом пальцами каталог нашей немудрёной продукции, нажала ярко-красным ногтем клавишу на селекторе:

– Лена Сергеевна, падымись, детка, к мине. Да-да, пряма типерь!

Через минуту в кабинет порывисто вошла молодая длинноногая русоволосая женщина в брючной паре и, окинув взглядом гостей, подала узенькую ладонь почему-то первому мне. Я представился и привычно соврал, что несказанно рад знакомству. Товаровед протянула руку моему партнеру:

– Иннокентий Александрович, рада вас видеть. Как, оказывается, тесен мир! – Квентин смутился, а она и бровью не повела, деловито открыв блокнот. – Ануш Гургеновна, слушаю вас внимательно.

Визит завершился успешным подписанием соглашения и крохотными чашечками восхитительного кофе на расписном подносе жостовской работы. Пока шли к машине, я отметил некоторую отрешённость в состоянии напарника.

– Квентин, ты, стало быть, знаком с ней, а молчал, – вежливо спросил я.

– Ну, пересекались, помнится. Она у нас же училась, только на товароведческом. Тремя курсами младше. Я, право, не предполагал… Олег, без обиды, доберёшься назад на метро? Мне позарез надо заскочить ещё в одно место, – и, забыв про рукопожатие, хлопнул дверцей.

С того случая я стал довольно часто по делам посещать рабочий кабинет Елены Сергеевны. И до той поры, когда меня стало туда тянуть и без всякой производственной надобности. Это нельзя назвать пылкой юношеской любовью, мы нравились друг другу, и поэтому довольно скоро произошло то, что обыкновенно происходит между одинокими мужчиной и женщиной, уже имеющими за плечами определённый жизненный опыт.

Мы стали жить вместе или, как пишут в судебных протоколах, «осуществлять ведение совместного хозяйства». Лена была хорошей «хозяйкой», пусть даже это определение и не очень подходило к её порывистой и увлекающейся натуре. Но в нашей комнате, опять же, «на территории совместного проживания», всегда была чистота – порядок и витал необъяснимый ореол чисто женского гнездышка. Этакий купаж ароматов цветочно-парфюмерно-кофейного толка. Мои носки, рубашки и бельё, предназначенное в стирку, внести дискомфорта в эту атмосферу не могли, так как срочно упаковывались в полиэтиленовый пакет и отправлялись в прачечную.

Нарушить конфетно-мандариновую ауру могли лишь ветры «благовоний» от нефтеперегонного завода и всепроникающий запах дешёвой рыбы, которую с вожделением жарили на кухне наши пожилые соседи Фёдор Иванович и супруга его Клавдия Петровна. У них была смешная фамилия – Поштаник. Дядя Федя и тетя Клава Поштаники. Соседи незлобиво их поддразнивали, как бы невзначай добавляя отсутствующую букву, а они и не обижались.

Метро в районе отсутствовало, как и отсутствовала из года в год уплывающая за горизонт перспектива его строительства. Ленка, отшагавшая на каблуках и под дождём злосчастный километр, отделяющий наш дом от ближайшей станции метро, влетела в квартиру раздражённая до крайности. Несколько выждав, я подкрался:

– Лена, есть кое-какие новости, надо бы обсудить.

– Да погоди ты с новостями, дай юбку застирать, всю заляпала, пока добежала. – Это мне.

– Маршрутки век не дождёшься, чуть каблук не оставила в какой-то решётке, на тротуарах сроду лужи и грязь. Да чтоб они сдохли все! – Это уже муниципальным властям. И отчасти своему «бывшему».

Ничто не мешало ей иметь в характере малую толику вздорности.

– Я уезжаю, Лен, – извещаю со скорбным вздохом.

– Опять?! – Вскинулась она. – Не-ет, похоже, это не кончится никогда!

– Хоть опять, хоть снова. А ехать надо. Успокойся и давай-ка присядем.

– Давай. Но только скажи мне, Олег, тебе самому не надоела такая работа? Не проходит и двух недель, как я снова остаюсь одна и пялюсь ночами без сна на этот негасимый факел. Нет желания ни убираться, ни стирать, ни готовить. Я с тоски выпивать начну, Некрасов! Мы когда-нибудь станем жить нормально?

– Вот как раз после командировки, полагаю, и должна начаться нормальная жизнь. Не могу пока посвятить тебя в детали, но эта поездка, по словам Иннокентия, может иметь судьбоносный характер. И для фабрики, и для нас с тобой в том числе.

– И ты ему веришь? Вот если бы он квартиру тебе отвоевал, это был бы судьбоносный подарок, а так… одни слова. Ценятся не слова, а поступки.

– Подожди, а у тебя-то какие основания ему не доверять?

– Есть основания! – Почти выкрикнула она, словно огрызнулась, – но тут же смягчилась. – Просто вижу, что он на тебя буквально сел верхом. А ведь помнится, ты хотел серьёзно с ним поговорить. Где же она, твоя решимость? И потом, куда хоть едешь-то на этот раз, я могу узнать?

– Можешь. Хорошо, что сидишь. В Таджикистан, в город Душанбе. В Понедельник.

– Рехнуться можно! Сегодня же понедельник! Прямо сегодня, что ли?

– Да нет, Душанбе в переводе и есть Понедельник. В старину этот, тогда ещё кишлак, стоял на Великом Шёлковом Пути. По понедельникам там собирались крупные базары, постепенно название и прижилось.

– Бред какой-то, По-не-дель-ник… Ну, что же поделаешь, поезжай, – она выдержала паузу, стремительно поднялась с дивана и взъерошила мне волосы:

– Не знаю, милый, как там у них, в Таджикистане, а у нас есть очень точное присловье – «Понедельник – день тяжёлый!». Не забывай об этом, путешественник ты мой, неугомонный! Пойду, кофе сварю, будешь?

* * *

До сих пор хорошо помню – первым в наше с сестрой неказистое жилище ввалился военком дядя Ваня. В громоздком влажном дождевике. За спиной у него, поблёскивая кокардой, металась фуражка лейтенанта Серёги. Мы натурально стушевались, но стали настойчиво приглашать гостей в дом. Поздоровавшись, мужчины развесили верхнюю одежду по гвоздям, стянув сапоги, прошли в комнату и сели к столу. Маша, обессилев от волнения, опустилась на диван.