Алина Николевская - Поясни за враньё!

Евгений Михайлович прикоснулся ко лбу, чтобы отогнать воспоминания. Он-то расселся тут в саду, в окружении туй, чтобы обдумать тему своей очередной статьи на «Рипаблик», но мозг так и не удалось заставить работать в нужном направлении. Да тут ещё Явдат отвлекает внимание. Таджик, вооружённый специальным садовым инструментом, расправлялся с одуванчиками на лужайке перед домом. У инструмента этого был красиво обшитый искусственной кожей черенок, плетёная рукоятка, и на конце – лопаточка из нержавеющей стали. Работать им было одно удовольствие, и почти безо всяких усилий садовник скоро уже изрыл довольно большой участок маленькими аккуратными ямками.

– Отличная штука, этот инструмент, а, Явдат?

– Угу.

– Ты эти ямки засеешь?

– Не.

– Думаешь, трава сама всё заглушит?

– Не. Одуванчик опять вырастет. Ему верх обрубишь, а корни опять в рост пойдут.

– Так. А если корни достать?

– Бульдозер нужен.

– Ну и тогда зачем ты этой хернёй занимаешься?

– Так купили же. – Таджик помахал в воздухе чудо инструментом.

Евгений Михайлович с внезапным отвращением взглянул на новую садовую игрушку, встал с шезлонга, отвернулся и, досадливо сунув руки в карманы, уставился вдаль, в сторону соседнего участка. Даже с такого расстояния он вдруг заметил незнакомые фигуры и стал с любопытством вглядываться.

Какие-то двое – старик и ребёнок лет семи-восьми расхаживали по соседскому газону, любуясь островками цветущих анемонов и провожая глазами птиц.

– Явдат, – встревожено позвал Евгений Михайлович, – иди-ка сюда.

– Угу.

– Видишь тех двоих на соседнем участке? Не знаешь, кто они?

– Новый хозяин и его внук.

– Откуда знаешь?

– А я вчера к забору подошёл, думал, он тоже садовник. А он тоже подошёл и сказал, что теперь будет здесь жить.

– Жить временно или постоянно?

– А я знаю? Да вон он сам к вам идёт, у него и спросите.

Старик действительно направлялся к забору с приветственно поднятой рукой. За ним поспешал ребёнок, поспешал с трудом, так как левой ногой загребал, а правую – приволакивал. На его непропорционально большой голове красовалась бейсболка, нижнюю часть лица закрывала антиковидная маска, руки были в перчатках, на ногах – кроссовки с устойчивой, явно ортопедической подошвой. Всё это Евгений Михайлович рассмотрел, когда в свою очередь приблизился к забору со своей, естественно, стороны.

– Добрый день, Евгений Михайлович, – произнёс старик с улыбкой – доброй и открытой. – Погода-то какая стоит! Просто райская погода.

– Мы знакомы? – холодно осведомился Евгений Михайлович, переводя взгляд с ребёнка на старика.

– Нет. Но кто же вас не знает, известного политолога. Вас все знают. А я Арсений Петрович Ярцев – ваш новый сосед. А это Тёма. – Рука старика коснулась головы ребёнка. – Он тоже будет здесь жить. Хочу обсудить с вами один вопрос.

– Какой вопрос? – напрягся Брагинский.

– Извечный русский вопрос, как жить не по лжи. В русской канонической библии есть слова: «Посему, отвергнув ложь, говорите истину каждый ближнему своему».

Евгений Михайлович завёл глаза к небу.

– Я в принципе не готов обсуждать слова из канонической русской библии.

– Хорошо, тогда зайду с другой стороны, – пожал плечами Арсений Петрович. – Вы же не можете не согласиться, что правдивость – это способ общения с окружающими и с самим собой, который позволяет воспринимать действительность такой, какая она есть, и именно таким образом действовать. А ложь – это преступление против совести, она искажает истину и никогда не является методом решения проблемы.

«Истина», «ложь», «правдивость», «совесть» – эти непотребные слова были вычеркнуты из благопристойного словаря элитной «деревни», и лишь изредка, со строго дозированной смелостью их употребляли социологи и журналисты, окормлявшие дикие племена за пределами здешнего благословенного прихода. И вот этот ужас пришёл сюда, возник, как знак чумы из «Декамерона», как наклейка «Опасно!» на коробке с химикалиями, как предостережение в виде разбитых автомобилей, которые ещё совсем недавно ставили на опасных поворотах дороги.

Оправившись после первого потрясения, Евгений Михайлович приготовился было действовать – мгновение поколебался: не дать ли отпор этому новому соседу в самой грубой вербальной форме, чтоб зарёкся, старый придурок, впредь вести такие разговоры, но решил – нет, не стоит, сейчас требуется осмотрительность. Надо посоветоваться с Зиной. И, сославшись на неотложные дела, он решительно припустил к дому.

Зина в новом прикиде изучала себя в зеркале с тем вниманием, с каким узник наблюдает проделки выдрессированной в темнице крысы. Профессия стилиста явно была не её стезёй, не её коньком и не развлечением, продиктованным самоуважением и вознаграждающим само по себе. Нет, Зина воспринимала себя и свои занятия со свирепой серьёзностью, и каждый новый образ давался ей с трудом, сравнимым с какой-нибудь тяжёлой тюремной повинностью.

– У нас появился новый сосед! – заорал с порога спальни Евгений Михайлович. – Какой-то старый придурок —правдолюб.

– Интересно. – Зина оторвалась от зеркала. – Ты с ним уже познакомился?

– Да вот только что. Имел удовольствие. Он такие речи с ходу стал задвигать, у меня аж мурашки по телу. Типа, как жить не по лжи, и ещё из библии что-то цитировал.

– Он что, сильно верующий?

– Да чёрт его знает. Похоже просто больной на всю голову. Такую ахинею при первой встрече нести! Да, а вот кто действительно больной, так это его внук.

– Всё интереснее и интереснее, – Зина пожевала губами. – Старик сам тебе об этом рассказал? И чем же его внук болен?

– Да я его видел, этого внука! – едва не сорвался на фальцет Евгений Михайлович. – Урод уродом. Голова большая, грудь узкая и еле ковыляет. Да ты сама на них можешь полюбоваться. Вон они, разгуливают по соседнему газону!

Со второго этажа дома из окна спальни соседний газон действительно был виден как на ладони, и по нему действительно разгуливал старик в сопровождении мальчика, который передвигался, мягко говоря, странно.

– Да у него церебральный паралич! – воскликнула Зина, всплеснув руками. – Ну-ка, погугли, Женя, как эта болезнь описывается в медицинских терминах.

– Уже, Зина, уже. – Евгений Михайлович впился глазами в экран своего смартфона. Вот послушай. Деформация туловища и конечностей, тяжёлый двигательный дефект рук, нарушения функций мышц ног. А ещё атрофия зрительных нервов и нарушения слуха. Ну, точно, всё совпадает! И со слухом, похоже, у него проблемы: стоял рядом с дедом и ни звука не издал. Потому что ни черта не слышит!

Нормальным людям свойственно испытывать жалость, и даже боль при виде физического страдания. Чета Брагинских же всегда, если дело не касалось их близких, пускала в ход трюк… очень простой и эффективный – перевернуть эти чувства и направить их на себя. Вот как сейчас. Они – бедные и несчастные, будут вынуждены отныне лицезреть чужое уродство вместо того, чтобы наслаждаться жизнью в окружении респектабельных соседей. Боже, какое же тяжкое бремя им предстоит нести!