Алина Николевская - Поясни за враньё!

Евгений Михайлович хотел было послать старика на хер, но передумал – решил отбить удар, забросив мяч в трясину философского концепта Эдмунда Гуссерля с его основополагающим высказыванием: «Восприятие действительности – это непрозрачное ядро внутри мышления как такового».

– Вы хотите знать, что меня мотивирует? – Евгений Михайлович улыбнулся – такой хорошей, открытой улыбкой. – Я постараюсь объяснить. Но вначале я бы предостерёг вас от одной из самых опасных иллюзий, будто мы всё понимаем и нам видно, что другой лжец или не верит в то, что сам говорит и пишет. И посоветовал бы вам воздерживаться от такого прямого разоблачительного пафоса. Так вот, я считаю, что догматическое утверждение железобетонной реальности, данной нам в ощущениях, или авангардно-нигилистическое отрицание этой действительности – суть, две стороны одной и той же монеты. Я просто предлагаю читателю или слушателю эту монету подбросить, и в момент, пока она ещё не упала, мыслить. Это моя стратегия, и она меня мотивирует, причём, чертовски. Вам понятно?

– Мне понятно, что засирать мозги вы мастер. – Арсений Петрович смотрел на политолога Брагинского с нескрываемым отвращением. – И ещё я понял, что угрызения совести вам явно не по зубам. Вы задушили свою совесть и упорно не хотите признать, что именно ваша вредоносная деятельность сделала массы россиян невменяемыми людьми, с которыми не то, что дружба – простое человеческое общение становится невозможным. Ваша внутренняя обезьяна хочет жрать, и это для вас самое главное, а не какая-то там стратегия.

– Ой, вот только оскорблений не надо! – взвился чрезвычайно уязвлённый «обезьяной» Евгений Михайлович. – Люди в России своей жизнью довольны и с оптимизмом смотрят в будущее. А вы, если не хотите жить среди, как вы говорите, невменяемых, валите из страны. Границы пока открыты.

– Я тоже с оптимизмом смотрю в будущее, – голос Арсения Петровича звучал спокойно и уверенно. – Даже если процесс деградации уже необратим, будет кому поднять упавшее знамя.

С этими словами он положил руку на плечо Тёмы, который всё это время стоял рядом, изредка посверкивая в сторону политолога Брагинского своими ледяными синими глазами.

«Вот ты и попался, старая либеральная сволочь!» – мстительно подумал Евгений Михайлович, поворачиваясь к соседям спиной и давая, таким образом, понять, что разговор окончен. – «Вовлечение детей в противоправную политическую деятельность – это вам не шутки. За это и присесть можно».

Столь решительный настрой против новых соседей, вплоть до готовности прибегнуть к радикальным мерам, диктовался тем, что в собственной жизни политолог Брагинский практиковал систему нажима и умиротворения, агитации и шантажа, сопоставимую с государственной дипломатией, с той только разницей, что цели, которые он себе ставил не шли дальше его собственного обогащения. Подобно государственной дипломатии, его система могла успешно функционировать лишь в миролюбиво настроенном, упорядоченном, респектабельном мире. В обстановке же нервозности, вызванной нарастающей агрессией со стороны новых соседей – здесь, дома, в милой его сердцу «деревне» – он впервые почувствовал себя не в своей тарелке. Ощущение было такое, будто он в какой-то латиноамериканской стране во время переворота, причём не на положении белого путешественника, а на положении латиноамериканца.

«Ну, ничего, сволочи, я вам покажу!», – думал Брагинский, направляясь к дому. – «Не хотите вести себя, как положено, – сильно пожалеете!»

– Наш новый сосед – сраный либерал, – объявил он жене за завтраком, дождавшись, когда подали кофе.

– Либерал? – она округлила глаза. – Ну, коммунист, еще куда ни шло, но либерал…. Я думала, их давно всех повыловили.

– Оказывается, не всех. Один вот тут у нас объявился и вознамерился отравить нам жизнь.

– Он сам тебе об этом сказал?

– О чём, Зина?

– О том, что он либерал?

– Да он наговорил столько, что хоть сейчас закон об экстремизме применяй. – Евгений Михайлович вытер губы салфеткой. – И всё это в присутствии своего несовершеннолетнего внука. Кстати, жуткий ребёнок, не бегает, не играет, стоит возле деда неподвижно, не шелохнувшись, и взгляд такой злобный.

– Как же он может бегать и играть, если у него церебральный паралич? – напомнила Зина.

– Ах, да, – почесал затылок её муж. – Я как-то об этом совсем забыл. Но сути дела это не меняет. Старик после всех своих экстремистских речей положил руку на плечо этого Тёмы и произнёс буквально следующее…

– Тёма? – Зина приостановила движение руки с берлинским печеньем к своим губам. – Так зовут этого мальчишку?

– Да, дорогая. А старика зовут Арсений Петрович Ярцев. Разве я тебе этого не говорил?

– Не говорил, дорогой.

– Ладно. Теперь будешь знать. Так вот, старик Ярцев произнёс буквально следующее: «Будет кому поднять упавшее знамя». То есть явно имел в виду знамя либерализма с его общечеловеческими ценностями и прочей хернёй. Что это, если не откровенное вовлечение детей в противоправную политическую деятельность? А за это, между прочим, светит либо очень крупный штраф, либо наказание в виде обязательных общественных работ от двадцати до ста суток, а могут административный арест применить. Но это ещё не все новости. – Евгений Михайлович поднял вверх указательный палец. – Старик сказал, что родители Тёмы живут в Японии и сюда возвращаться не собираются.

– Значит, этот Ярцев иностранный агент? – произнесла Зина с вопросительной интонацией. И тут же твёрдо припечатала: – Конечно, он иноагент!

– В точку, дорогая! Старик явно крупные суммы из-за границы получает, хотя он это и отрицает. Всё здесь куплено, говорит, на мои деньги.

– Ну и что ты собираешься делать? – спросила Зина, поднимаясь из-за стола.

– Думаю, эту заразу надо отсюда выкорчёвывать.

– В точку, дорогой. Нам здесь либералы не нужны.

– А они нигде не нужны. Даже на Западе уже приходят к осознанию исчерпанности либеральной модели миропорядка и связанных с этим контртенденций в ходе глобализации, которые прямо затронули Евросоюз, негативно сказались на его функционировании, усугубили кризисные явления, поставили его руководящие инстанции перед необходимостью серьёзного обновления этого интеграционного проекта.

– Какой ты умный, дорогой! – восхитилась Зина.

– Мне за этого деньги платят, – пожал плечами Евгений Михайлович, не удержавшись от самодовольной улыбки.

– А не мог бы ты, дорогой…. – Зина замялась.

– Поддержать твой блог?

– Да, дорогой. Люди такие злые. Особенно никчёмные тётки-неудачницы злобой исходят от зависти. А мне-то ведь всего и нужно, что лоскут земли под ногами и клочок неба над головой, и чтобы жила я тихо, мирно и создавала красивые, радующие глаз образы. Художнику нет места в нынешнем мире…