Сергей Голубков - ПУНКТИР

Почему я объявила о «помолвке»? Как эта мысль пришла мне в голову? Я впервые в жизни встретила человека, которого приняла полностью со всеми его достоинствами и недостатками, который отвечал всем моим высоким требованиям к спутнику жизни, который воспринимал жизнь и себя в ней так же, как и я. Это был мой человек, моя половинка, и я испугалась, что могу его потерять. Поэтому, как только он обмолвился, что хочет и дальше быть вместе, я тут же решила объявить об этом всему миру. Правда, увидев недоумение в его глазах, даже испугалась, не поспешила ли я, может, неправильно его поняла? Но отступать было поздно.

Эта новость моментально облетела наш отряд. На следующий день со мной стали секретничать все однокурсницы Сергея. Мол, нельзя ему верить, у него в Ленинграде есть девушка, он не такой, каким мне кажется. Единственное, о чём я его спросила тогда, это насчёт девушки. Получила отрицательный ответ и успокоилась – остальное для меня не имело никакого значения.

Мы с Ингой начали жить вместе, обойдясь без родительского благословения. Мы даже не были знакомы с семьями друг друга. Я лишь знал, что у неё мама живёт в Петрозаводске, вместе с бабушкой и Ингиной сестрой, инвалидом, и все – в одной квартире в деревянном двухэтажном доме. Инга знала, что моя мама живёт в Орше, а братья живут отдельно, сами по себе. Вот и все сведения. В те годы молодые люди вообще не заморачивались социальным и имущественным положением, а мы с Ингой – тем более, нам хватало друг друга, мы ни о чём другом не думали.

Но однажды Инга говорит – есть возможность познакомиться с моей мамой. Конечно, говорю, всегда готов, но как? Она же в Петрозаводске. «Мама должна ехать в Москву, а поезд идёт через Ленинград, вот на вокзале и встретимся», – отвечает Инга. Приехали на Московский вокзал, и Инга остановилась у депутатского зала. Вскоре объявляют, что поезд Петрозаводск – Москва прибыл. И через три минуты появляется женщина. Она идёт к нам стремительным, широким шагом, полы плаща развеваются. Под плащом строгий костюм, а во рту – папироса «Беломорканал». «Знакомься, это моя мама, Нина Павловна», – сказала Инга. Не помню, что я ответил. Помню только, как обалдело смотрел на значок депутата Верховного Совета, который красовался на груди у мамы. А в голове промелькнуло: хочешь быть достойным такой мамы – надо делать карьеру.

Фотография из фотоателье сразу после загса 18 декабря 1958 г.

Молодожены на своей свадьбе в Петрозаводске 25 января 1959 г.

Нина Павловна осмотрела меня внимательно с ног до головы, перевела взгляд на дочь и сказала: «Я бы просила вас, во-первых, подождать со свадьбой до окончания института. (Мне оставалось два года, Инге – год.) А во-вторых, хотелось бы понять, что это за парень. Отвези его в Разлив. Как Милица решит – так и будет. Меня не провожайте». Развернулась и ушла. Я понял, что, возможно, у меня будет очень строгая тёща. И стал интересоваться, кто же у нас мама. В то время мама была вторым секретарём горкома партии Петрозаводска Карельской АССР.

Инга трепетно относилась к поручениям мамы, поэтому в ближайший выходной мы отправились в Разлив. По дороге Инга дала вводную. Милица – это её тетка, родная сестра Нины Павловны. Её муж, дядя Костя, работал слесарем-инструментальщиком 7-го разряда на Сестрорецком оружейном заводе. Их сыновья, Володя и Олег, оба работали на том же заводе. Ещё была дочка Верочка, девчонка одиннадцати лет. «Ты не тушуйся, – успокоила меня Инга, – они люди простые». Но я был весь в напряжении от предстоящей встречи, от которой, возможно, зависело счастье моей жизни.

Приехали на станцию, Инга мнётся и показывает на магазин. Действительно, надо что-то купить, с пустыми руками в гости неудобно. Показываю на полку с вином, но Инга замотала головой – нет, не надо вина, купи что-нибудь покрепче. Водку что ли? «Старку»? Надо сказать, что к тому моменту я ни разу водку не пробовал, студентам она была не по возрасту и не по карману, если пили, то дешёвое вино. Но слово «Старка» я слышал, поэтому произнёс его уверенно, как человек, понимающий в этом толк. «Да, «Старку», две бутылки», – заулыбалась Инга.

Теперь можно и в гости. А вот и дом, большой, деревянный, двухэтажный на берегу озера Разлив. Это был дом родителей дяди Кости из Кронштадта, полученный молодожёнами в подарок в день свадьбы. Комнат много, но все они сданы дачникам. Правда, дело было в октябре, все дачники разъехались, поэтому семья жила свободно.

Человек существует для чего угодно, но только не для себя самого.

Дома нас встретили Ингина тётка и её дочка Верочка. Мужчины ранним утром уехали на рыбалку на Разлив, так у них было заведено по выходным. Но вскоре они появились с каким-то фантастическим уловом. Там было килограммов восемьдесят разной рыбы (лещей, окуней, плотвы), которую все взялись споро распределять – эту на продажу, эту на сушку, эту на готовку, эту в погреб на засол… И после этого женщины принялись готовить. Надо отдать должное и тётке, и её одиннадцатилетней дочке, и Инге – все они готовили здорово, а рыбу разделывали просто виртуозно.

К часу дня обед был готов и стол накрыт. За большим столом сидели дядя Костя, сыновья, Володя и Олег, я, две женщины, тетя Милица и Инга, и Верочка. Перед каждым мужчиной стояла поллитровка обычной водки и стопка, по объему соответствовавшая ровно одной шестой бутылки. Перед женщинами – по бутылке «Старки» и такие же стопки. А перед Верочкой – две бутылки пива, которое считалось, видимо, детским напитком.

Я Инге говорю – слушай, я водку не пью. Она смотрит на меня и отвечает – надо, деваться некуда. Первой свои две бутылки пива выдула Верочка, буквально за пять минут. Пришлось и мне – действительно, куда же деваться? Закуска, уха и другие блюда были такими вкусными, что водка проскочила легко и непринуждённо, и я наравне со всеми «уговорил» свою бутылку. Захмелел, конечно, но пьяным не был. К концу обеда дядя Костя, чрезвычайно выразительный мужчина, говорит: «Ну что, Инга, Серёга – парень наш. Берём!» И тут же – старшему сыну: «На тебе червонец, беги в магазин и купи ещё две бутылки, надо это обмыть, чтобы крепко было». Говорю Инге – я точно больше пить не смогу. А она опять отвечает – потерпи, никуда не деться. Думаю, что же придумать такого, а ну как вырвет, позору не оберёшься!