Леонид Левинзон - Акакий Акакиевич

Этот Пилипенко, единственный из офицеров кафедры, взятый Семенюком на сборы наблюдать за подопечными, неожиданно превратился в совершенно свойского парня. Смеялся шуткам, угощал сигаретами, рассказывал анекдоты, защищал парней от излишней придирчивости местных офицеров, раздавал вопросники, на которые действительно было интересно отвечать: про ощущение времени, кто тебе симпатичен, кого ты считаешь лидером, про организацию учёбы на кафедре. Серёжа с Мишкой даже как-то чуть не поссорились по поводу Клёпина. Сергей утверждал, что он лидер во взводе, а голодный Мишка обижался, потому что этот лидер пригрелся с дружками на кухне и там объедался.

После сборов оказалось, что Пилипенко выявил и разоблачил сионистскую организацию, зловредно окопавшуюся в рядах будущих докторов. Мишка под гребёнку не попал, ребят, в основном питерских евреев с лечебного факультета, выгнали из института, а Пилипенко получил подполковника.

По возвращении Мишкино плохое настроение ещё больше усилилось. Как-то стояли у общежития, и Сёмкин похвастал, что оббегал кухни ушедшего шестого курса и разжился множеством кастрюль и сковородок. Услышав о его практической хватке, Мишка обрадовался и наивно попросил:

– Сёмкин, дай мне одну кастрюлю, а то моя уже скоро совсем продырявится?

– Дай уехал в Китай, остался один Продай, – не спеша, стряхнув пепел с сигареты, внушительно ответил Сёмкин.

Вокруг понятливо рассмеялись, а у Мишки стали гореть уши, будто он сделал что-то стыдное. Неудобное, неловкое чувство мучило его несколько дней, пока он как-то не проснулся утром с очень ясной и чётко оформленной мыслью:

«А пошли они все к чёрту, сметливые и практичные. Есть у меня Сергей, Андрей – мне хватит. У меня своя дорога».

Мишка из любопытства пришёл в литературный кружок. Пришёл, а там девушки с томными глазами читают стихи. Руководитель, как положено руководителю, понимающе слушает, говорит скупыми фразами.

– А вот это стихотворение понравилось мне даже ещё больше, чем прежнее… И это стихотворение понравилось. А тут надо подумать, но в целом да, поэзия. Удалось, удалось…

Девушки нежно розовеют, затаённо и гордо смотрят. Мишка, не смешиваясь с ними, тихо сел сзади, но его заметили.

– А вы, простите? – обратился, улыбаясь, руководитель. – Вы тоже со стихами?

– Нет, нет, – оторопевший от солидности формулировок и неожиданного внимания, смутился Мишка, – я просто.

– Не стесняйтесь, – благодушно сказал руководитель, – и если надумаете что написать, приносите…

Проникнувшись, Мишка по пути домой купил новую красивую ручку, доехал, заперся, посидел на кровати, встал, подошёл к своему большому окну и внимательно обозрел пейзаж: снаружи шёл дождь, что он и так знал. Ещё внизу зазвенел и остановился трамвай, из него вышли люди. Одни вышли, другие зашли. Мишка схватил ручку:

Трамвай за трамваем…

Подумал и добавил:

А за ним ещё один трамвай.

На этом вдохновение закончилось, но Мишка не сдался и весь этот и следующий день мучился, пытаясь поймать ускользающего Пегаса, но так и не поймал. В конце концов разозлился и решил писать прозу – показалось, что это легче. И действительно сочинил рассказик. Принёс в кружок, волнуясь, прочитал. Закончил, огляделся: девицы напряжённо смотрят. Руководитель вздохнул:

– Надо ещё подумать, подправить, но в целом да, проза.

Мишка покраснел от удовольствия и с этого момента стал завсегдатаем литературного кружка.

И тут обозначилась проблема – ты ведь не можешь быть гением, если никто не знает? Поэтому молодой писатель расчётливо похвастался сначала Сергею, но Сергей промолчал, а потом бывшему соседу Алексу.

– Знаешь, Сашка, меня так уважают, руководитель просто без ума, все мои тексты забирает, говорит, что покажет в «Неве», а мне по барабану.

У Алекса в глазах заплясали насмешливые искорки:

– Я думаю, он пишет докторскую «Ошибки начинающих литераторов».

Мишка застыл с открытым ртом.

Но и после такого удара он не сдался, взял один из своих рассказиков и послал в «Неву». Через месяц зашёл за рецензией. В редакционном коридоре ему попалась высокая дама, нервно комкающая платочек.

– Мою повесть не взяли, – чуть не плача, объясняла дама сутулому молодому человеку. – Где трагедия, говорят, где столкновение характеров? Да вот же, говорю, Николай Павлович, вы что, не видите?

Мишка сунулся в одну из дверей.

– А где мне найти…

Кивнули.

Искомый человек копался в папках на своём столе.

– Подождите…

Поднял глаза:

– Как ваш опус назывался? Ага, девочка как там её… Помню, помню, было… Ну что сказать, автор не отграничивает мира девочки от собственного, загромождает различными сценами текст, идёт по линии эпигонства. Увы, молодой человек, не могу вас обрадовать.

Мишка молча ушёл.

В душе настоящий человек искусства, он надеялся использовать своё творчество для завоевания девушек с томными глазами, а тут такой облом. Да уж…

– Ну ничего, – чуть не плача успокаивал он себя, – главное не это, главное – диплом почти в кармане.

В Эрмитаже выставили иллюстрации Шагала к «Мёртвым душам». Вот Чичиков, а вот Собакевич, Манилов, Ноздрёв… Большие листы под стеклом. Линии – как танец. И как смешно! Мишка ходил наслаждаться каждую неделю. Как-то возвращался и заметил остановку, около которой стоял автобус в Ригу. Занял было очередь за билетом, потом отошёл:

– Не хочу. Осталось так мало времени.

Накануне расставания их опять потянуло друг к другу, и они начали, как раньше, собираться у Маши Бододкиной, Надя вновь предлагала билеты в театр, все уже не разбегались после семинаров, а шли вместе обедать. На шестом курсе всегда медленно думающий Лев решил, к общему удивлению, взяться за учёбу. И начал тянуть руку на семинарах, чего уже не делала даже Маша Бододкина. Как-то на кафедре «Отоларингологии» он, вызвавшись, старательно ответил на вопрос, потом написал записку сидевшему поблизости от стола преподавателя Мишке:

«Скажи, пожалуйста, что мне поставили?»

Мишка от такого возмутительного, недостойного поведения оторопел. Подумав, изобразил жирную двойку. Дальше бумага попала к Клёпину, который добавил помимо Мишкиной двойки ещё кучу разных оценок. Надя обвела их кружочками. Катя нарисовала цветочки. Между цветочков кто-то оставил надпись: «Лев, ура, наконец твоя кудрявая головка потянулась к солнцу!» Лев получил сложенный листочек, сладострастно развернул и оторопел. Мишка, пристально наблюдая за его физиономией, не выдержал и засмеялся.

– Кац? В чём дело, Кац? Что смешного в отите? – озадаченно спросил преподаватель.

– Да так, – вытирая выступившие слёзы, пробормотал будущий организатор здравоохранения, – я и сам не знаю. Сорвался.