Александр Телегин - «Сено», «Эпоха перемен» и другие повести

– Где Катерина Ивановна?

Вышла – Кубырялов перед нею.

– Катерина Ивановна, завтра моя очередь за сеном ехать. Значит, как договорились, я его вам привожу?

– Ну конечно, Анатолий.

– Покажите, куда лучше заехать.

– С огорода. У нас там и ограда снимается.

– Всё понятно. Значит завтра вечером в пять часов привезём. Я уже договорился.

– Вы всё за один раз привезёте?

– Конечно за один. У нас большая ка-семьсотовская телега, знаете, красная такая, двухсекционная, в неё всё войдёт. В общем, я с вас возьму, как совхоз своим рабочим продаёт, по шесть тысяч. Обманывать не буду. Повезём через весовую. Я весовщицу попрошу бумажку вам написать, чтобы вы не сомневались.

– Ладно, Анатолий, я тебе и так поверю.

– Да нет, это уж такое дело. С бумажкой лучше, чтобы вы не думали. А вдруг вам покажется, что я меньше привёз.

– Хорошо, делай, как знаешь, – согласилась она.

– Катерина Ивановна, мне сейчас срочно на бутылку надо.

– На бутылку? – переспросила она упавшим голосом.

– Да, двенадцать тысяч. Я у Костюхи на квартире живу. Он говорит: «Ты мне за постой не платишь, так хоть бутылку поставь».

Катерина Ивановна пошла за деньгами. Принимая их, Кубырялов небрежно бросил:

– Вычтете, когда будем рассчитываться.

Неприятный тип, но что делать – надо ублажать. Потом она ещё потаскала с Александром Ивановичем отходы, причём он на две или даже три её ходки отвечал одной.

Перед обедом приехал на лошади Лёшка Лазков – тот что в прошлом году коров нашёл. Привёз на телеге тюк сена – маленький тюк, двадцатипятикилограммовый. Сказал, что видел вчера, как она мучилась, сечку тащила и жалко её стало.

– Надо, думаю, по-соседски привезти, помочь.

– Спасибо, спасибо, Лёша.

– Ты, Ивановна, почему мне ничего не сказала? Ты знаешь, какой я человек, если меня попросить, я всё сделаю.

– А вдруг бы тебя поймали, и чтоб мне твоя Галина сказала?

– Меня поймали? Никогда! Никто никогда меня ловить не станет, потому как я всем добро делаю. Ты мне добро сделай, и я тебе добро сделаю. Мы ведь все соседи, и все мы люди. А раз так, то сказано: «Не плюй в колодец, пригодится воды напиться». Я правильно говорю?

– Правильно

Лёшка был пьян, и ей хотелось поскорей от него отвязаться, но он и не думал уходить

– Ты пойми, – продолжал он, – все мы люди, все братья. А раз так, то должны держаться вот как! Друг за дружку! Я тебе в прошлом году коров пригнал, ты мне бутылку дала. А не дала, я б тебе всё равно в следующий раз пригнал. Сейчас я тебе тюк привёз, если есть, налей стакан, а нет, я требовать не стану, потому что я такой человек, я людям никогда зла не сделаю.

– Ну стакан я тебе могу налить, – сказала она, – только ты ведь и так уже выпивши, как бы твоя Галина чертей мне не дала.

А сама подумала: «Может, действительно, выпьет стакан и уйдёт». Но Лёшка просидел целый час, выхлебал полбутылки и замучил их с Александром Ивановичем своими пьяными разговорами. Еле она от него отвязалась, сказав, что надо отходы таскать.

– А я тебе помогу, – сказал он, с трудом шевеля языком, – потому что все мы… эти – люди-человеки.

Шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, вышел Лазков из сенок и упал прямо перед крыльцом. Потащили его домой с Александром Ивановичем.

– Благодетели! Напоили мужика! – шипела Галина, принимая мужа с рук на руки.

Пришли домой. Она пошла кормить телят, вернулась, а Александр Иванович спит на диване, как всегда, укрывшись с головой. Не стала его будить. Ладно, если у него настолько понятия нету, пусть спит. Пошла одна отходы носить. Три часа носила, и все три часа жестокая мучила её обида. Обижалась на Александра Ивановича: спит себе, отдыхает, а ты, старая дура, таскай, надрывайся!

Обидно было, что Сарычев не появляется, что, похоже, и на этот раз обманул её. Обидно, что по дороге едут трактора, везут сено, несмотря на то, что уборка идёт. Обидно, что Алексеев наврал: «У меня все люди на уборке, мы не возим ни сена, ни соломы». Обидно, что Лёшка Лазков за этот поганый тюк сена не погнушался чуть не бутылку выжрать. Что за народ пошёл: шаг шагнул – бутылка, полшага шагнул или пальцем пошевелил – стакан! А ещё говорят, что у нас самый бескорыстный и добрый народ в мире. Раньше – да, был бескорыстный. А сейчас…

Отходы они убрали. Оставшуюся кучку перетаскал в бункер Александр Иванович, когда она ходила за коровами. Немного он себя реабилитировал в её глазах.

Вечером приготовила ему маслобойку: на, масло сбивай, всё больше пользы, чем спать. А сама Сарычева ждала. Как нужна его арба, потому что одного Кубыряловского сена не хватит. Но Сарычев не приехал и в этот вечер.

Весь следующий день она провела в ожидании. Ваську Сарычева ждала уже меньше: за три погожих дня он давно мог бы привезти ей сено, если б хотел. Но сегодня обещал доставить свой стог Кубырялов. Какое-то беспокойство её мучило. Она часто выходила на улицу и смотрела туда, откуда должен был появиться большой жёлтый трактор с красной телегой. А зачем выходила, зачем смотрела! Ведь Кубырялов ей ясно сказал, что приедет не раньше пяти.

Конечно, она делала свои обычные дела: вставила наконец две последние зимние рамы и сгущёнку сварила: семьсот граммов сахара на литр сливок, но делала всё механически, думая о другом.

День был серенький, холодный, солнце не проглядывало, но дождя, слава богу, не было. После обеда опять вышла посмотреть на дорогу и увидела похоронную процессию. Хоронили Яшку Брыкина. Медленно двигалась впереди грузовая машина с сидящими в кузове у гроба людьми. Следом за машиной шло ещё несколько человек, потом ехал бело-синий автобус «пазик» – и всё. И от скромных, от жалких этих похорон защемило сердце и даже горло перехватило, и думались горькие мысли о холодности и жестокости жизни, из которой вот так, незаметно и без следа увозят человека.

Но уже через полчаса ни о чём не думалось, она забыла о Яшке Брыкине, и о его похоронах. Она опять ждала Кубырялова.

К вечеру прояснилось и стало ещё холодней. Посмотрела на градусник – ноль.

Гнала коров из стада и гадала: «Привезли или не привезли, привезли или не привезли?» Она была готова молиться, чтобы увидеть сейчас на огороде трактор или большую кучу сваленного сена. С колотящимся сердцем открыла калитку… Огород был пуст. Вокруг тишина, только Александр Иванович ходил по двору, согнувшись и сложив руки за спину, как зэк, и лицо его было красным от заката.

Внутри у неё мелко и противно задрожало. Хотелось рыдать.

Привязав коров, сказала со слезами в голосе:

– Они и сегодня не привезут сено.

Александр Иванович распрямился и, указывая рукой, сообщил:

– Давеча вон на ту улицу хор-роший воз провезли. Насколько я мог разглядеть, неплохое сено.