Василий Лягоскин - Волшебник по залету. Книга четвертая: Копи Одинокой горы

Она была уверена, что сущность внутри слышит ее; совсем уже беспорядочное мельтешение подтверждало это.

А взяла Глайда с полки другой сосуд. С душой обычного разумного. Повернулась к центру лаборатории, где дожидалась очередная жертва. Как нарочно – дарф. Только бородатый; точнее, заросший волосом везде, где только доставал взгляд женщины. А он доставал до всех уголков этого тела; даже самых потайных. Потому что дарф лежал на столе, предназначенном для операций, абсолютно обнаженным. Его члены были расслабленными; пошевелить хоть одним из них волосатый коротышка не мог. Но сознание его было ясным, ничем не замутненным. Разве что страхом, который Глайда видела в его глазах почти овеществленно.

– И чего бояться? – спросила она, не ожидая ответа; просто привыкла вот так рассуждать, во время магических опытов, – все самое страшное в твоей жизни уже произошло. А сейчас будет не больно. Напротив – интересно до… смерти. Но ты ведь не боишься смерти? Ага – думаешь, что лучше бы умереть?! А я вот так не думаю…

Этот негромкий речитатив не мешал ей творить заклятие. Серых нитей, которые нужны были для сложного плетения, в пространстве, где царили эманации Истинного серебра, не было; ни одной. Но только не в той части подземелья, которая принадлежала Глайде. Здесь как раз не было всех других; Истинная постаралась. И сейчас творила, не жалея заемной энергии. По сути – плела невидимый аналог магической удочки, в которой были сотни крючьев. Их можно было вонзить в саму суть разумного, в данном случае, излишне волосатого дарфа, а потом дернуть; тоже магией. И она сделала это, и душа покинула разумного, но не взмыла к небу, сквозь тяжелый камень, и не заметалась внутри лаборатории, стены которой не пропускали не только магические эманации, но и жизненную силу. Потому что та самая «удочка» определила несчастную душу, которая выглядела бледной тенью дарфа, видимой лишь магам, в угол. А Глайда еще посоветовала ей понаблюдать за тем, как она, могучая магиня, будет пытаться соединить, казалось бы, несоединимое – тело дарфа, и душу…

– Оркуса, – определила она, открывая кувшин, – кстати, душ таких у меня все же не двенадцать, а тринадцать – про оркуса забыла, библиотекаря. Или даже четырнадцать, вместе с этим дарфом. Тьфу на вас – совсем запутали!

Она рассердилась, и, быть может, отвлечение концентрации не позволило ей завершить эксперимент удачно; в который уже раз. Душа неизвестного, безымянного для магини оркуса послушно впиталась в короткое тело, и то задергалось, заворочалось на широком и длинном столе. Но этот процесс единения оказался очень коротким. Тело на столе выгнулось на жесткой поверхности дугой; напряглось так, что магиня услышала, как рвутся внутри него связки, и трещат кости. А потом дарф, или оркус, издал такой жуткий крик, что даже самой Глайде стало жутко. И с этим тело обмякло, и распласталось на широком, последнем своем ложе мертвой тушей. Глайда знала; проверила это уже не раз – даже Истинный маг Жизни не обнаружил бы сейчас в этой плоти хоть единственную возможность вдохнуть в нее эту самую жизнь. И тело, и душа на столе умерли бесповоротно. А беззвучный крик теперь издал в своем углу дарф.

Расстроенная, а больше рассерженная Глайда резко рванула «удочку», и теперь эта душа заняла освободившийся сосуд. Эксперимент опять не удался…

Следующие несколько дней Глайда Маир гостей копей Одинокой горы не видела – словно их здесь и не было. И Горда, кстати, тоже. А на пятое утро в двери ее покоев осторожно постучали. Но магиня Разума почувствовала, что стоящий за нею раб сильно взволнован. А точнее, взволнован был тот, кто послал этого несчастного, передав с душой и телом раба часть своих эмоций. Быть может, невольно – сила Истинного мага такое позволяла. Вот Глайда и уловила, что ее напарник, Истинный маг Земли, сейчас чем-то сильно озабочен. И приглашает присоединиться к этой озабоченности, а фактически – разделить ее с ним, другого Истинного. Ее, Глайду Маир.

Резко толкнув створку дверей, отчего раб, стоящий за нею, отлетел в сторону, она прошествовала в тронный зал – быстро, но в то же время внешне очень величественно, с надменным видом. За эти дни острота новых сведений, что принесли с собой два члена Конклава, сгладилась, но вот неприязнь к ним никуда не делась. Теперь она пылала холодным, ровным огнем Разума, готовым вырваться наружу. И он действительно вырвался – но не в сторону Истинных; парочки, которую она хотела видеть униженными и оскорбленными. И все из-за единственного слова, которое выдохнул из себя Горд, как только его формальная половина перешагнула порог тронного зала.

Все трое Истинных стояли у двери, ведущей наружу, под яростные лучи светила; а другие маги, прибывшие вместе со своими наставниками, или господами, как раз выскакивали наружу. Глайда все эти дни принципиально делала вид, что не замечает этих разумных. Да она и со своими «учениками», которые жили здесь, в замке только лишь по причине того, что так обязывал Конклав, общалась не каждый день. Эти маги, наверное, тоже присутствовали здесь, вместе с «птенцами» Горда; скорее всего, они выскочили по тревоге раньше всех. Грозная сила – две дюжины адептов сразу четырех ветвей искусства.

– Только не здесь, – едва не фыркнула Глайда, – все вместе они не выстоят даже удара сердца против меня. Ну, и против каждого из этих…

«Эти», Истинные, повернулись к ней, и, кажется, все вместе выплеснули на нее единственное слово. Хотя губы шевелились только у одного, Горда:

– Внешники!

Глайда подошла к ним на внезапно ослабевших ногах. Что это было? Что вызвало такую слабость и бешеный стук сердца в груди? Страх? Какое-то дурное предчувствие? Она подавила в себе все эти сомнения, безапелляционно определив, что ничего подобного она не ощущает, и подошла к «собратьям» по Конклаву уже с холодной головой, готовая присоединить свои силы к остальным.

Двери были открыты, и Глайда сейчас увидела лишь просторный двор, в котором беспорядочной кучкой столпились адепты – свита четверых Истинных; в их числе и шестеро ее собственных адептов.

Сейчас же она, наверное, была им даже рада – дополнительной силе в предполагаемом противостоянии со страшными Внешниками; как и остальным магам, уже других ветвей магического Искусства. Среди которых было даже несколько магистров. Последние прибыли с гостями.

– Пойдем, – кивнул всем Горд, и четверка, выстроившаяся короткой цепью, зашагала к воротам.

Закрытым, и, как предполагала Глайда Маир, неприступным.

– Как и все тут, – подумала успокоившаяся окончательно магиня, – такую защиту не пробьет даже оружие внешников!

Она чуть задержала шаг, и оглянулась, подняв голову кверху. Остановила взгляд на шпиле замка, где на самом кончике, отлитом из Истинного серебра, со светилом соперничал большой кристалл. Она вспомнила, как вкладывала в него нужное плетение; так же, как и остальные Истинные маги – при формировании вот этой крепости. Она, кстати, тоже была создана не руками, или кирками! Строителем тут была тоже магия.