Юлия Волкодав - Маэстро

– Почему сразу я?

– Ну ты у нас стройный и пищишь как девчонка!

– Чего? Я тебе сейчас как дам!

Рудик вмиг слетел с дерева, Марик за ним. Но не для того, чтобы встать на защиту друга. Он шмякнулся на траву, подхватил упавшую хурму и с аппетитом ею захрустел, наблюдая, чем кончится дело.

– Я, может, Жаном Вольжаном буду, – кипятился Рудик. – А Козетту Ленка сыграет из шестого дома! Или Аглая.

– Кто? Аглая? Козетту? Смешно! Она пусть старуху Тенардье играет! Да она и не согласится еще! А Жаном Вольжаном буду я! Ишь ты, герой нашелся!

Толик действительно больше подходил для роли Вольжана – он был самый высокий и самый крупный в их компании. Щуплый Рудик на эту роль ну никак не тянул. Марик догрыз хурму: несмотря на зеленый цвет снаружи, внутри она была с шоколадными прожилками, вкусная и сочная. Выплюнул косточки аккуратно под дерево – чтобы в следующем году выросла еще одна хурма. А потом внимательно посмотрел на друзей и поинтересовался:

– А кто вам сказал, что Гаврошем буду я?

Мальчишки переглянулись.

– Ну ты же придумал про театр. Значит, и главный герой ты.

– А я, может, не хочу? Пусть Рудик играет Гавроша. А ты Вольжана.

– Но кем тогда ты будешь?

Марик загадочно улыбнулся.

– А я буду режиссером! Ну и композитором, конечно!

Театральными подмостками для них стал, конечно же, двор Семипаловых. Чьи еще родители позволили бы вытащить из дома все стулья и расставить их перед домом, на бельевых веревках натянуть бархатную скатерть, то есть простите, занавес, а из деревянных ящиков и мешков с картошкой организовать баррикады времен Французской революции? Только мама Рудика готова была пойти на такие жертвы. Тем более что обожаемому сыночку досталась главная роль. Она и репетировать им позволяла сколько угодно там же, в саду.

Репетировали почти месяц. Сначала писали сценарий, в ходе которого роман Гюго претерпел значительные изменения, а вся драматургия «Отверженных» свелась к героической миссии Гавроша. Потом Марик занялся музыкальным оформлением: он написал мелодию, под которую будет разыгрываться финальная сцена, тему трактира Тенардье, тему Козетты и – предмет его особой гордости – песенку Гавроша. Текст взяли из книги, а над музыкой Марик бился почти неделю. Ему хотелось, чтобы у песенки был характер Гавроша – независимый, дерзкий, веселый.

Проблему с музыкальным сопровождением решили очень просто. Пианино Рудика стояло вплотную к окну, выходившему во двор. И если открыть ставни, а сцену организовать поближе к дому, можно играть прямо из комнаты и зрителям будет отлично слышно. А если еще и почаще педаль форте нажимать…

И Марик нажимал не стесняясь. Бедная мама Рудика на время их репетиций старалась уйти куда-нибудь из дома, потому что слушать в миллионный раз звонкий голос сына, распевающий: «Во всем вина Вольтера, во всем вина Руссо», не было никаких сил. К вечеру, к приходу папы, все репетиции заканчивались, но только чтобы завтра возобновиться с новой силой.

На уроки времени катастрофически не хватало, оценки у всех троих стремительно ползли вниз. Но мальчишки были слишком поглощены идеей. К тому же спешили поставить спектакль до холодов. В их теплой Республике зима была довольно условной, но в ноябре-декабре могли зарядить дожди, что для театра под открытым небом не очень здорово.

Сложнее всего оказалось договориться с девчонками. Без них никак – кто сыграет Козетту? Если без старухи Тенардье еще как-то можно обойтись, то без Козетты ну никак. С девчонками отношения были сложными – мальчики и девочки встречались только на занятиях хора и общались исключительно по делу. Ленку из шестого дома, примерную отличницу и прекрасную флейтистку, кое-как уговорили, но она постоянно прогуливала репетиции, а потом говорила, что ее мама не отпускала. Словом, одна нервотрепка с этими девчонками.

Больше всех спектаклем горел Марик, и самые серьезные проблемы с учебой образовались именно у него. Но дедушка в тот месяц очень много работал, бабушка закатывала овощи и фрукты на зиму, и без лишнего контроля Марик всецело отдавался своему детищу.

– Не так! – вопил он на репетиции, отрываясь от пианино и сигая во двор прямо через подоконник – не тратить же время на то, чтобы обходить через весь дом. – Рудик, ну что ты встал истуканом! Ты же не в опере! Ты должен танцевать, уворачиваясь от пуль. Дразнить этих дураков с винтовками, понимаешь?

– Понимаю, – кивал Рудик. – Давай снова!

Марик опять лез через подоконник, садился за пианино и играл сначала. А Рудик в костюме Гавроша: короткие штаны на помочах и лихо заломленный кепарь, уперев руки в боки, как показывал Марик, начинал петь:

В этот момент его доставала шальная пуля неведомого стрелка, которую изображал трагический аккорд пианино, и Рудик падал как подкошенный в пыль. Занавес, бурные аплодисменты.

Ладно, занавес у них пока не задвигался, над его конструкцией еще трудился Толик. А аплодисменты пока звучали только в головах мальчишек. Но все-таки дело продвигалось.

Спектакль назначили на последнее воскресенье октября. За неделю до премьеры Марик сидел в своей комнате и, прикусив от усердия кончик языка, рисовал афиши. Афиш требовалось много: они планировали развесить их на всех столбах своей улицы.

«Приглашаем вас на спектакль Первого дворового театра музыкальной драмы „Отважный Гаврош“ по мотивам романа В. Гюго, 29 октября в 18.00 по адресу ул. Ленина, дом 8. Вход свободный. Стул приносить с собой обязательно!»

Про стул тоже Марик придумал. Потому что где столько сидений взять? А так каждый захватит из дома по табуреточке и будет у них настоящий партер.

Текст требовалось написать красивым и крупным почерком, а внизу каждой афиши Марик еще и рисовал две театральные маски. Чтобы всё по-настоящему!

Он как раз заканчивал седьмую афишу, когда в комнату вошла бабушка. Увлеченный делом, он ее даже не заметил.

– Вот, значит, чем ты занят вместо учебы, – раздалось за его спиной.

Марик тяжело вздохнул. Он не то чтобы скрывал свою идею от домашних. Скорее, не особо о ней распространялся, понимая, что бабушка с дедушкой вряд ли придут в восторг. Но теперь он решил не отпираться.

– В следующее воскресенье будет музыкальный спектакль. С моей музыкой. По «Отверженным», – повернувшись к бабушке лицом, спокойно сообщил он. – Во дворе у Семипаловых. Придешь?

– Посмотрим. – Лицо бабушки оставалось непроницаемым. – Марик, мы с дедушкой очень рады, что ты увлекся сочинительством. Но ты понимаешь, что это все баловство? Что в первую очередь ты должен осваивать школьную программу. Сегодня заходила Валентина Павловна. И жаловалась на тебя. Просила, чтобы я обратила внимание на твой дневник. Не хочешь его показать?