Наталья Назарова - Мама

– Ффффу, – ответила Женя с отвращением.

– Я думаю забрать Мо, – сказала Лена, – у нас есть, чем ее кормить, и с нами весело.

Крик боли, негодования, боли поднялся во мне, и я выдавила из себя, боясь расплакаться:

– Не сметь. Это единственное, что у меня осталось. Она одна живая в этой квартире…

Я давила слезы, чтобы не разрыдаться при них, вышла в прихожую, оделась и вышла, выплакивая боль на лестничной клетке, с сожалением оставляя дома мое маленькое чудо – двух сестер, пришедших ко мне. Я ходила вокруг морозовской и плакала, рыдала навзрыд – они пришли, чтобы забрать единственную, кто у меня оставался, кто никуда не уехал, кто меня не бросил…

Когда я пришла, их уже дома не было…

Необычным было то, что никто не звонил узнать, где я и когда буду дома. Всем было до себя и все равно. Это вам не Мама. Я снова плакала. Я перестала стесняться плакать на улице. Боль душила меня, и вообще я ненавидела этих живых людей, и мне было все равно на них, как и им на меня, и я рыдала, сильно, в голос, проходя по улице, никуда не спеша потому, что спешить мне было некуда. И плач бы не успокоился, добеги я до дома. Некому утешить было. Я сама не могла сказать себе ничего утешительного. Мне нечем было помочь.

Никому не было интересно, где я и что я делаю, и когда я вернусь домой. Женя не звонила. Лена тоже. Иногда звонила бабушка – тоже иногда. Родные – нет. Друзья – нет. Бабушка и родные, как я потом поняла, думали, что Женя все еще со мной, и что мы в порядке, безопасности, и зачем звонить? А Жени не было. Она была с Колей.

Если бы я умерла, мое тело обнаружили бы в лучшем случае дня через три.

В один день приехала Женя. С рюкзаком. Она сказала, что заболела и вызвала врача. Она вызвала врача и начала убирать квартиру.

– Ты же болеешь!

– Но ведь врач же придет!

– А ты надолго?

– Пока не знаю… что врач скажет… думаю, для начала, денька на два, на три… может, на неделю…

Я внутренне улыбнулась.

– А у тебя есть, что поесть? – спросила она.

– Сейчас пойду куплю, – ответила я.

И купила, помимо еды, новое постельное белье нужного размера. А то Жене всегда приходилось пользоваться на своей полуторной кровати либо тем, что меньше, либо тем, что больше.

Я подумала, как же мы не любили все себя. Никто о себе не заботился. До этого момента у Жени не было нормального белья, хотя новая кровать большого размера под ее рост стояла с мая.

Красивое, нежное, зеленое белье. Ей понравилось.

Напротив моего дома сносили тортовальню, фабрику, которая пекла торты и пирожные. Мы с Антоном договорились слазить туда на прощание как раз, когда Женя приехала.

Весь мир рушился. Мама… Фабрика, которая украшала мое детство – сносили… Срубили дерево, которое я Белке назвала Мамой… Мир вокруг отвечал миру внутри меня разрушением на разрушение.

Жене поставили диагноз бронхит, и она осталась жить или ночевать со мной. Я делала ей чай и покормила ее. Она отдыхала на кровати, и ей больше ничего не было нужно.

На следующий день я поехала к бабушке. Я, как и раньше, навещала ее пару раз в неделю. Я бы оставалась дома, и сидела, и сидела, и сидела, но бабушке тоже нужно было общество и внимание, и я выходила на улицу, и мне нужно было ее общество, ее тепло и ее внимание.

Бабушке было очень очень очень плохо, но она тоже другим это не показывала. Мы все как будто договорились играть в игру “Ничего не произошло” или “Мир разрушился, но совместными усилиями мы создадим видимость, что он такой же, как был”. Иногда у бабушки в глазах стояли слезы. Тогда я подходила, обнимала ее, целовала и говорила: “Бааабушка…”. Она утирала слезы и целовала меня в ответ.

– И почему я к ней не поехала… – говорила она.

– Ты была больна.

– Знать бы… Почему же никто не сказал? Если б я знала, что это последний раз, когда могу повидать ее…

– Но ты же собиралась. Мы тебя ждали. Было бы гораздо хуже, если бы и тебе тоже стало плохо и ты слегла. – Я подбирала слова с умом. Я сама не знала, что ей ответить. Что тут ответишь? И все же я уверена, что отвечать было нужно. Женя думала, что нужно просто помолчать, когда бабушка говорила об этом. Я не согласна с Женей – бабушке нужен был ответ. Или оправдание – что-то, за что она могла зацепиться. Я бы не хотела быть на ее месте. Я-то хоть была с Мамой, бабушка – нет.

– Да, но я бы поехала и больная… – ответила бабушка.

– И что бы было? А вдруг ты бы тяжело заболела из-за всего этого? Еще этого не хватало.

И, знаешь, Маме бы было трудно – она даже от тети Оли и тети Тани закрылась и делала вид, что все хорошо. – Я вспомнила Маму, в своей комнате. С еще включенным телевизором. Еще способную сидеть. Еще совсем живую. Она разговаривала с тетей Таней и с тетей Олей. Я отогнала от себя эти мысли, чтобы не расплакаться при бабушке. – Представляешь, как ей было бы плохо, если бы ты увидела ее в этом состоянии?..

– Но я же Мать…

– Не переживай, не переживай, бабушка. Значит, так нужно. – сказала я то, что мне самой было неубедительным.

– Кто бы знал… Кто бы знал.. Моя Леночка…

Еще бабушка рассказала, что тетя Оля приезжала, чтобы ухаживать за Мамой. И еще она сказала, что Мама накануне позвонила бабушке и сказала, что они вместе поедут навестить дедушку, Маминого папу, бабушкиного мужа. Хотя бабушка понимала, что куда ж она в таком состоянии. Так она и сказала.

Зазвонил телефон. Это была Женя.

– Ты еще у бабушки?

– Да.

– Передавай ей привет. А тебя дома сюрприз ждет!

– Серьезно?

– Ага.

– Лечу домой! Уже интересно! А что это?

– Придешь домой – узнаешь.

– Ну хоть намекни…

– Тогда какой же это сюрприз? Но ты все равно не догадаешься.

– Лечу-лечу… А меня дома сюрприз ждет, – сказала я уже бабушке.

– Да ты что! – порадовалась она, поставив точку в нашем предыдущем разговоре.

Когда я шла домой, самое большое, что рисовало мне воображение, было жареной картошкой. Женя не могла никуда выходить, она же болеет – значит – она сделала что-то дома. Я представляла себе жареную картошку, пока шла домой.

Ну, где сюрприз? – спросила я, входя.

Женя сделала движение фокусника и показала за дверь.

Там стоял папа.

Я не поверила своим глазам. Папа! Мой папа! Дома! Сейчас, когда он нам так нужен! Папа! Я подошла и обняла его, и поцеловала. Я вернулась домой…

Мы прошли на кухню и устроились, как смогли. Папа сказал:

– Я ушел от Инессы. Я поживу тут с вами некоторое время?..

– Конечно! А почему ушел?

– Видите ли, она немного… истеричка. Плюс она иногда выпивает, и тогда становится неуправляемой, она себя не контролирует, выкидывает вещи, орет…

Мы говорили о разном. Я смотрела на папу и радовалась. Конечно, хорошо бы, если бы папа вернулся к Маме… Я подавила слезы внутри… Но сейчас он был здесь, с нами…Это было успокоение.