Вета Ножкина - Потерянное имя. Приключения, поиск себя. Что может подсказать тень твоего имени…

«Окно. За окном светит фонарь – вытянутый корпус фонаря похож на… На что он похож? …Как болит голова. Около фонаря много мошкары. Свет от фонаря падает на стену, по которой медленно движется муха – или очень рано, или слишком поздно. Муха толстая. Не чувствует никакой угрозы, потому и не улетает… Мозг работает… Причинно-следственные связи… При чём здесь связи? Какая связь у меня с этой мухой? У меня… Кто я?»

Неизвестный открыл рот и хотел выкрикнуть что-то. Получилось что-то вроде:

– Ы….

Он с трудом повернул голову в другую сторону. «Кровать. На ней кто-то спит – слышно, как булькает дыхание спящего. Укрыт чем-то тёмным… Плед, жёсткий плед. Такой же на мне».

Ещё одна попытка что-то произнести:

– Ы…….

В руку воткнута иголка, от неё трубка идёт к капельнице. На штативе капельницы пузатый флакон с жидкостью. «Хочется в туалет. Сейчас лопну…».

Неизвестный попробовал встать. Боль от головы прошлась до самого корня языка и выдавила:

– М-м…

В это время дверь открылась и прямо на него пошла, шурша обувью по полу полная фигура в белом халате, белом колпаке, которые от света, падающего от фонаря за окном становились то серыми, то местами белыми, то жёлтыми:

– Очухался? – произнесла белая, посмотрела на капельницу.

– Ы… – снова попытался выдавить из себя Неизвестный.

– Чего? – переспросила белая, – Сейчас дежурного врача позову…

«хоспитал, – подумал Неизвестный, – Ай… ху эм ай?»

Пришёл врач. За ним белая. Включили свет. Муха зажужжала и полетела в кругосветку над лампой. Свет резанул по глазам, стало ещё больнее голове в затылке… Хлопок где-то перед ушами донёс набор непонятных слов вошедших, как сквозь скафандр:

– Я его спрашиваю, мол, в себя пришёл, а он мне «ы…, ы…»

– Больнойглазоткройтееее… – услышал совсем непонятную фразу Неизвестный.

Врач расширил пальцами зрачки:

– Зрительные рецепторы срабатывают. Как вас зовут?

Неизвестный, щурясь, смотрел на глядящего на него совсем близко человека. «Something familiar in this phrase…» – подумал.

– Как-ваше-имя? – переспросил доктор.

«Как-ваше-имя… Май нэйм….майнэйм…» – Неизвестный смотрел на склонившееся к нему лицо, и понял, что спрашивают его имя, но ничего вспомнить не получалось. Нестерпимо хотелось в туалет.

– Ы…. – Неизвестный указал рукой ниже живота.

– Принесите ему утку, – сделал распоряжение врач и пошёл из кабинета, на ходу говоря белой какие-то фразы ещё.

«Where do they go? I want to go to the toilet… I have to get up…» – даже не слова, а ощущения внутри болезненной головы подсказывали ему желания.

Тут неизвестный увидел, что на соседней кровати произошло оживление. К нему повернулась тёмная небритая рожа. Лица там было совсем мало – только чуть ниже глаз. Остальное – рожа.

«I remember what a face and erysipelas are. I see that I am in the hospital. Who am I? Why can’t I say anything… How headache…»

Зашла белая, в руке у неё был пластиковый флакон странной формы. Она махом отдёрнула плед, примостила устройство между ногами и произнесла добрым голосом:

– Ну, давай, дорогой…

«So well said incomprehensible, – подумал Неизвестный, – But what does this mean? What she does? Oooh… Хорошооо…»

Внизу живота стало легче с высвобождением накопившейся жидкости.

Как только белая ушла, Неизвестный увидел, как обладатель небритой рожи стал подниматься со скрипящей постели. Сел, вперившись взглядом в Неизвестного, кулаками рук опершись на матрац:

– Как зовут?

Неизвестный уставился на рожу.

«Каак завут…» – повторил мысленно, пошевелил губами, но выдавить слова не получилось.

Утром следователь в кабинете врача занял нападающую позицию:

– Значит, амнезия? Ещё мне этого не хватало… Хотя – это теперь ваш геморрой. Мне он всё равно никаких показаний дать не сможет, так что пишите протокол, и концы в воду…

– То есть, как это «концы в воду»? Вы должны найти зацепки…

– Какие зацепки? Он теперь сам – как сплошная зацепка… Ничего-ничего, подлечите его, а если он чего-нибудь вспомнит – звоните. Но мой вам совет… Бомж – он есть бомж… В приют его не оформить. В розыскной базе такого нет – я все фото просмотрел. Так что – моё дело сделано, имею честь, – и как можно быстрее со своей переваливающейся тучной походкой скрылся за дверью.

– Честь он имеет… – пробурчал вслед врач, нервозно подёргивая щекой.

Неизвестный немного пообвыкся к обстановке. И к вечеру следующего дня уже понимал, что говорят окружающие, но слова цеплялись друг за друга, как будто выныривали откуда-то из другого пространства, а произносить ничего не получалось. Попытался встать. Белая как раз вошла в палату, уколы принесла:

– Ой, чего творишь-то? Постельный режим! Постельный режим! Давай, ложись, я тебе обезболивающий поставлю.

А когда Белая ушла, Рожа уставился на Неизвестного:

– Вона как! А я всё думал – амнезию эту только в кино показывают… А тут вот она – совсем рядом, вот будет о чём нашим рассказать.

Прошло ещё несколько дней.

В ординаторской собрался консилиум по поводу выработки единого мнения по диагнозу поступившего без документов больного и схемы лечения.

– Реакции на свет, чувствительность, потребности сохранены.

– Но ему не удаётся вспомнить «кто он». Отсутствует речь. Но реагирует на некоторые простые вопросы. Надо провести обширное МРТ, рентген органов…

– На какую статью расходов мы его поставим? – спросил один из врачей.

– Какая бы ни была… Он – человек, и он у нас… – ответил главврач.

Неизвестный во время обеда обжёг язык горячим чаем и чувствовал, как язык болит, значит язык есть и он работает. Он не понимал многие слова, которые произносили вокруг него, но что-то было понятно. В горле как будто поперёк что-то застряло. Врач принёс ручку и листок и попросил написать, «как имя». Неизвестный нарисовал на листе вопросительный знак и уставился на доктора.

– Амнезия… амнезия, – произнёс недоуменно-восторженно доктор, ведь на его долгой практике это был первый случай, и вышел из палаты.

На следующий день во время обхода пришли несколько врачей. Неизвестного осматривали, кололи иглами, обстукивали, водили молоточком перед глазами, заставляли вытягивать руки и касаться пальцем конца носа. Потом отправили на рентген и на обследование в белом саркофаге, где в уши колотил молоток, пищал какой-то аппарат, похожий на допотопный сканер.

Неизвестный больше не пытался произносить что-либо. Но как-то взял с кровати соседа газету, он мысленно прочитал текст, мало что понял, разглядывая слова, которые были как будто с трудом вытаскиваемые откуда-то из глубины. Он разглядывал свои руки, ноги и понимал, что это. Когда рожа в очередной раз вступила в контакт, подойдя к задремавшему Неизвестному и начал тыкать в его тело пальцем, проверяя «жив ли» и бормоча что-то, проснувшийся открыл глаза и кивком дал понять «what is needed?». Рожа сел на краешек кровати Неизвестного и стал печально рассказывать какую-то историю, которую слушающий почти понял… Так, в полунемых разговорах тянулись дни.