Валерий Радомский - Полигон сатаны

– Ведь можно было, и нужно ведь было, банально сменять украинское атомное оружие на безоговорочное вступление в ЕС и НАТО.

Он только подумал, а его традиционное «Бараны!» уже разлеталось громким-громким отчаянием на сухом и жарком ветру.

…Коровка подставилась – бычок и взлез! Ещё и на рога насадил трафарет с вполне читаемым текстом, непонятным только упрямым до врождённой тупости: «Что? …Ну теперь-то вы уж точно знаете, какие-такие морально-нравственные принципы освободительной войны по-украински, по-европейски и по-американски!». А кто фанатик подчинения инакомыслия прикладом или кастетом, такой слепой – ему кровь нужна. Пролилась и льётся! Да, теперь знаем.

Видели и слышали, как летуны украинских ВВС в 2014-ом бомбили Кучино – дома, ладно, отстроить можно, а люди!.. Знаем: видели и слышали, как российские «Грады» из под жилых многоэтажных домов отстрелялись, неизвестно по ком и уехали, а в ответ, правда, спустя только сутки, но прилетело от «укров». Вспахали школьную спортивную площадку и «залетело» на восьмой этаж девятиэтажного дома. …Земля им пухом, четверым: мальчонке, девчонке и их мамке с папкой; мужчину так и похоронили без одной ноги – не нашли! И что это такое?! Определение «этому» Егор знал, но сплюнул «это» в траву, чтоб даже не себе под ноги. А в глазах – «укры», заживо сгоревшие в боевых машинах пехоты и расстрелянные из пулемёта танкистами «сепаров», на этой же и будто-то от их крови красно-бурой дороге.

Война и смерти озлобляют – это, да, но не избавляют от человеколюбия всё равно! Потому и убитых «укров» похоронили всё же по-людски: без крика славы, без клятвенных слёз и угроз. Только сделали это не вернувшиеся за ними, пусть и за мёртвыми, их военачальники. Они отсалютовали в их честь …минами по врагу, которого и след простыл, а мины эти, все до единой, упали на посёлок. И есть теперь в Ручейном первая безымянная могила. Рыжий холмик – глинозём повсюду, нет другой земли. А горе материнское, отцовское, детей, друзей наконец?!.. Оттого и горе созвучно с «горой»!

Егор подходил к берёзовой роще, тихой и пугливой, словно вымершей птицами и запахами трав, и понимал, что расстроен ещё и тем, что идёт к маме, на сыновний поклон, а в голове… Да только как забыть такое? Чем ублажить душу, чтобы она замолчала и не изводила, не мучила тем, что мир чудовищ – это не выдумка. Это земная реальность, и чудовище просыпается в человеке тогда, когда он становиться самовлюблённым и самонадеянным кретином. И у сытости – один и на все времена недостаток: можно теперь и не работать. Пошалить хочется. А шалость с автоматом наперевес – это же как круто!

Таким же тихим и пугливым остался у него за спиной посёлок – то, что от него осталось. Выехали из него практически все. За несколько дней. Остались лишь четверо, одинокие и тяжёлые не на подъём, а верные своему убеждению, что родиной или живут, умирая на ней, или её и не было в принципе – так: временное место проживания.

Берёзы вымахали под небо, потому и не толкались, мешая идти, как бывало ещё тонкими они гнулись во все стороны. А то и ноги подбивали – Егор скупо, но улыбнулся, впервые с утра. Может, и за год. Глядя лишь в промежутки неба и касаясь, нежно и бережно, то гладеньких, то шероховатых стволов, он продвигался вглубь, кончиками пальцев как бы приветствуя и здороваясь с «повзрослевшими» бело-зелёными красавицами.

На могилку мамы он вскоре и вышел, не успокоившийся до конца и лишь с печальным смирением на конопатом загорелом лице. Обошёл надгробье, поцеловал задрожавшими губами высеченное на памятнике из серой гранитной крошки её фото, не совсем схожее в линии губ, которые его очень, очень давно целовали, а он ещё не знал, что мамины губы не мокрые, а самые верные и преданные. Пригладив голубенькие цветы, проросшие сами по себе, присел на траву и смотрел в глаза, родные, но не лучистые, какими ему запомнились, покуда разминал сигарету. Вздохнул отчаянно, закурил на вдохе – тяжко! Без мамы сам вырос, собственного сына можно сказать, что нагулял в молодости и он то же – вырос без мамки. А до войны уехал. И хорошо, что так.

«Один!» – грустило сердце Егора, а душа тосковало по Сашке, кому верой с любовью он в своей личной жизни отслужил как Родине. А до его рождения гонял полигоном на стальном коне в городе Остёр Черниговской области, в танковом учебном центре, и даже когда-то где-то прочитал, что от центра, прежнего и советского ещё, остался лишь один дорожный знак. Хотя читал и другое: «учебка» в Остре сохранилась и действует поныне. Если даже и так и эдак на самом деле, ничего это не меняло не для него, не в нём самом, старшине Егоре Иванив, инструкторе по вождению танков «Т-62» и «Т-64» и ведения орудийного огня. Дед Сашки, Константин Иванив, отслужив, увёз с Полтавы жену, а Егор, получив погоны прапорщика и запись в военном билете «Мастер-специалист!..», подал в отставку и без раздумий вернулся в отчий дом, к тому же с уже с готовым внуком. «На Донбасс!», как принято здесь говорить.

– Тяжело было, мама, – заговорил он от давнего желания выговориться, – Сашенька совсем малой, то – смеси…, то – пелёнки-распашонки. Ничего. Справился. Только страх мучил, очень. Когда спускался в забой. Переживал, что сиротой может остаться в любой момент. А мамка его наркоманкой была. Только я этого не знал поначалу. Никто не знал. Хотя служили с ней в одном полку. Лейтенант она. При штабе была. Умерла. Тосковал по ней долго. Безвольная. Такой родилась. И хорошей тоже. Тогда я и на сверхсрочную согласился. С ней побыть… А через два года написал рапорт об увольнении.

Уехал с сыном. Из Остра. Отцовы, баба с дедом, звали к себе, опять на Ровенщину. Оттуда я призывался в армию. Родня, спасибо им, помогли жить и вырасти без вас. Успокоили, обласкали. А когда написал им, что решил вернуться в Донбасс, работал уже. Рубил уголь на шахте «Митяевская-Дальная». Это в городе, а ближе – твоя школа, в которой ты преподавала. А я пятнадцать лет на молотке отработал. Не жалею. Главное, что сына вырастил. За мамку ему был, Галиной её звали, …и за тебя, мамуля-бабуля. Сейчас Саша – Александр Егорович! в Киеве живёт. Автомобильный салон у него. Бизнесмен! Молодец! Всего добился сам.

А то что с посёлком сотворили эти… – Егор чуть было не выругался – …и эти, и те, …да ну их, мам, всех к лешему! А Сталину вашему не надо было Галичину к советской Украине присоединять. Бандеровцев только и того, что выкурили из их схронов. …Разбежались, попрятались, затаились. Они себе подобных родили и воспитали их патриотами! Так они думают, что патриоты. А мир-то уже другой. Но Галичина, оказывается, живее всех живых! Хотя их последних воинов, с УПА, сажали, убивали и гнали как прокажённых – ты бы видела мама сколько их сейчас! И что не до смешного доходит, так, …а они ведь ничем не отличаются от ленинских-сталинских большевиков: набить морду, искалечить, а то и – повесить! И чем они лучше от тех, с кем сражались? Захватчики народов! Вот они – кто, и те, и эти!