Евгений Кузнецов - И охотничьи злоключения

Так и не поняв, куда звери девались, Гера решил кончить мерзнуть, вернуться к ручью, найти брод и идти дальше.

Прежде чем отвязать кобеля, к нему подойдя, он пнул лодыря ногой, выдавая свое испортившееся настроение. Пес нисколько не расстраивался, что его отлучили от охоты, успел поспать, свернувшись клубком, подсунув нос под хвост. Неудача если и расстроила Геру, то не на долго, все выдры все равно будут его, по-прежнему не сомневался. Он от природы был оптимистом, верил в фортуну, не раз прежде случалось, наваливалось невезение, отдавался воле течения, в итоге в выигрыше оказывался.

Небо собиралось темнеть, день осенний, короткий, тем более погода пасмурная, и Гера, постояв, решил – пожалуй, лучше не идти дальше, заночевать в железном балке.

Дым плохо оттягивался через дверь балка. Гера кашлял, ползал на коленках, подкладывал в топку буржуйки сухие палки. Палок наломал и заготовил мало, топить вскоре стало нечем, вода в установленном на буржуйку котелке лишь подогрелась, до кипения не дошла. Гера набил желудок хлебом, запивая подсахаренной горячей водой. Отужинав, он забрался в спальник, постелив его на прелое сено, снял лишь болотные сапоги и куртку, которую использовал как подушку, подложив под голову. Двери не было, и полученное от топки буржуйки малое тепло почти сразу улетучилось. Спальник он приобрел в день перед отъездом на промысел по дешевке, толку от него оказалось мало. Не стало теплее и после того, как подозвал кобеля, уложил под бок, хоть такая от лодыря польза.

Он принудил себя подняться. Темнота успела придавить окрестности. На воле промозгло. Надеясь движениями разогнать по телу стынущую кровь Гера начал подпрыгивать, махать руками, подбадривал себя полудикими воплями, хотя мерзнувший рот открывался плохо. Было желание с охотой распрощаться, вернуться в деревню, отогреться на русской печи, но не стоило добраться до деревни в темноте, освещая путь карманным фонариком. Трогать водку он не стал, в медицине немного разбирался, знал, что на самом деле водка не согреет, зато пьяным мог замерзнуть. Он вспомнил было о ветеринаре Лене, а прежние чувства к ней не возникли, вот до чего доканывала окружавшая обстановка, холод. Будучи пацаном ему доводилось проводить ночи в подвалах домов, когда убегал из дома, но в подвалах такой стужи не было, на охотах ночевал под открытым небом только летом, и был вместе с приятелями, и всегда навеселе, не как сейчас, лежал до безобразия трезвым. Сказывалось и то, что городская жизнь в квартире с удобствами избаловала, развратила. Он вспомнил, что дед сказал: в тайге человек жизнь начинает осмысливать, – однако Гера сейчас все и всех проклинал, на этом его мысли заканчивались.

Так он и маялся всю ночь. Когда дождался утра, то самочувствие было хуже, чем после перепоя, соображал плохо, сам не мог объяснить, почему все же решил идти к избушке, не повернул к деревне. Гера поджарый, сух телом, обычно походка у него быстрая, сейчас едва тащился, создавалось впечатление, что его гнали под конвоем, заковав в кандалы.

Правда, когда впереди подал голос Трезор, то Гера слегка оживился, скинул на землю объемистый рюкзак, чтоб не мешал. Кого пес облаивал? Как и вчера, пес лоботрясничал, пришлось пинать его ногой и орать: «Ищи, дармоед!» Угрозы подействовали, пес утащился вперед, и вот лаял.

Кобель торчал под раскидистой сосной, повернувшись к стволу задом, глядел на приближавшегося к нему нового хозяина, временами откидывал снег и мерзлую землю резким движением задних лап, словно демонстрировал сучкам свою отвагу, перед тем как броситься ради них в драку, изредка взлаивал.

Ну и обозлился Гера, увидев это собачье представление! Едва удержался и не наградил пса зарядом дроби. Подойдя к псу, он занес ногу, намереваясь от души съездить сапогом по собачьим ребрам.

И как раз в этот момент с сосны, под ко торой стоял пес, сейчас и он, сорвался глухарь и понесся прочь. Замерев, Гера обалдело смотрел вслед, даже не пальнул вдогонку, с запозданием стало ясно – хотя кобель лодырь, а стоит к его поступкам относиться более чутко.

Второй раз он оживился, увидев ровный по кругу, глубокий погрыз на стволе рослой осины, осталось поработать немного и дерево повалится. Кое-какие нужные на промысловой охоте сведения, полученные от деда, оставались в голове Геры, сообразил – бобры, и, похоже, работала партия, где-то поблизости могла быть нора. Снова проснулась надежда на быстрый успех, однако после неудачной охоты на выдр он начал понимать – не стоит рассчитывать сразу добыть зверей, затаившись поблизости. В том месте, где звери выбирались из воды, застывший возле берега ледок был поломан, дальше от речки по склону к осине тянулась примятая полоска снега, и Гера не сомневался – бобры снова выберутся, решив догрызть осину. От жилых мест он отошел на порядочное расстояние, пожалуй, уже можно ставить капканы, так решил, один установить в воду, где начиналась тропинка, для подстраховки второй капкан поставить возле ствола осины, и бобр непременно попадется.

Капканы, которые дал дед, показался Гере ненадежным, пружины совсем слабые. Он стал взводить пружины на капкане купленном. Надо взводить сразу обе пружины. Освободив поверхность от снега, Гера прижимал дно капкана к земле, давил на пружины обеими руками, наваливаясь всем телом. Пружины на этом капкане наоборот оказались жутко тугими, капкан в мягковатую землю вминался, норовил выскользнуть, сил не хватало справиться. При второй попытки полуоткрытые дуги капкана защемили Гере пальцы. Взвыв от боли Гера кое-как защемленную руку освободил, нажимая на пружины коленками, в сердцах швырнул капкан в ствол осины, потом тряс рукой, боль прогоняя, шевелил пальцами, проверяя их сохранность. Одумавшись, он капкан подобрал. Но пропало всякое желание снова капкан устанавливать. И к капкану надо крепить железную цепочку, чего он не удосужился сделать заранее, другой конец цепочки крепить к колу, кола тоже не было, надо вырубать, потом забивать в землю, без такой страховки попавший в капкан зверек уйдет, капкан унесет. В конце концов он решил добраться до избушки, в ней расположиться, уже потом думать о промысле.

Продвигаясь по берегу речки дальше он успокоился, прикидывал, как купленные орудие лова сделать рабочим. Он недаром работал механиком, знал, нужно пружины обжечь на огне, потеряют жесткость. Или взвести пружины в избушки, упирая в доски пола, тогда взвести удастся, и таскать капкан заряженным.

Избушка подгнила, уходила в землю, на нижних самых трухлявых бревнах прижился лишайник, скособочилась, низ двери лежал на сгнившем бревне, чувствовалось, ставили избушку давным-давно, вскоре завалится. Кровля из досок, прибитых внахлест, протекала, и потолок местами был сырым. В избушке примитивные нары из скрепленных друг с другом досок на чурбаках, узкий столик опять же из досок, пола не было, земля. Обогревалась избушка с помощью каменки, находившейся в углу возле входной двери – наложенных друг на друга булыжников, с дырой под ними, в которую засовывали дрова, дыра и сверху, чтоб ставить котелок, кипятить воду, варить, или дыру закладывали камнем. Котелок был, до безобразия черный от копоти, был и чайник, тоже прокопченный, с проволокой вместе сломанной ручки. Кругом древность. Рама маленького окошка заделана свежим пакетом из целлюлозы, и стало ясно, здесь не так давно кто-то ночевал, и ночевал не дед, уже не охотившийся много лет. Человек мог явиться снова, что совершенно не устраивало Геру. Но пока предвидеть будущее и расстраиваться было рано.