Евгений Келпш - Рожденный в ГСВГ

Это побудоражило умы ещё непродолжительное время, а потом само по себе как-то плавно сошло на нет. Всё-таки на дворе стоял лукавый 1991-й, и Командующему, видимо, было уже не до нас. Что ж, Лев мышей не ест, Танк муравьёв не давит. Однако, Бригада наша надолго возглавила рейтинги самых порицаемых соединений Округа, всем, кому положено, досталось по полной мере. А впереди нас ожидали события, которые своим драматизмом и яркостью затмили этот, кажущийся за дымкою лет комическим и не страшным, эпизод.

Ваш покорный слуга долго и загадочно молчал, погруженный в сплошную энтропию, и предавался тягостным размышлениям о суетности бытия перед лицом неизбежного хаоса. Отяжелевшая рука никак не могла дотянуться до клавиатуры ноутбука, нейронный обмен находился в полосе турбулентности. Но всё проходит, и это тоже прошло. Чувство долга и совесть неотступно колошматили в двери моего подсознания, и я восстал из пепла зимней депрессии навстречу юной весне и новым обострениям.

Расстались мы с вами давненько, январским пасмурным днём 1991-го года, когда прославленное гвардейское соединение – 313-я Отдельная Гвардейская Берлинская инженерная бригада специальных работ под руководством гвардии полковника Вячеслава Павловича Синельникова медленно приходила в себя после сокрушительного танкового рейда, предпринятого Командующим Краснознаменным Киевским военным округом генерал-полковником Чечеватовым.

Шоковая терапия пошла на пользу, по крайней мере, технари больше не покидали парки автомобильной техники и машин инженерного вооружения, не убедившись в том, что вверенное им железо дееспособно. Январь был длинный и хмурый, то валил снег, то моросил дождь, зима не могла определиться сама с собой и переживала когнитивный диссонанс.

В это непонятное время я успел смотаться в железный город Челябинск в качестве начальника выездного караула, и отвезти на ЧТЗ экспериментальные трактора с целью их дальнейшего апгрейда. Почему-то никому не пришло в голову (кроме меня, но я права голоса не имел) просто снять с тракторов блоки дистанционного управления и отправить их спецсвязью, а трактора обычным порядком. Нет, радость военной службы – в непрерывном преодолении трудностей, тягот и лишений. Замутили выездной караул в составе начальника – меня, и четырёх караульных.

Радетельный старшина роты Токарев подготовил теплушку, кормилец Саша Баламут щедрой рукой отмерил гречки, картошки, хлеба, сала и рационов суточного питания, бульдозеры утвердились на платформах, и мы поехали.

В связи с тем, что нас было всего три вагона, ползли мы очень долго, нас прицепляли к попутным поездам. Выехали мы со станции Бровары – товарная при забортной температуре около 0 градусов по Цельсию под хлюпанье дождя со снегом. Озябнув, печь решили истопить, и с интересом обнаружили, что гвардии старший прапорщик Папаша Мюллер (почётное наименование Токарева) насовал нам полвагона сосновых брёвен, проигнорировав при этом пилу. Туповатый топор и кувалда были, пилы не было.

К счастью, нашлось несколько чурбаков, и даже сухих. Мы их измельчили до габаритов топки печи и стали наслаждаться теплом. А караульные у меня были – орлы! Нет, альбатросы балтийские. Литовцы Дубровскис и Корабейниковас (во как!), латыши Федотов и Васильев, коренные рижане. В общем, народ нежный, к континентальному климату нестойкий.

Проехали мы некоторое расстояние под грохот колёс и сцепки, и у нас упала печная труба. Коротковата оказалась, и от чудовищной тряски ещё осела, ну, и свалилась. В дыму и среди искр мы нашли какие-то обрубки досок и даже кирпичи, и подняли нашу спасительницу-печь. Больше она не чудила, только постоянно требовала дров, а они неумолимо заканчивались.

Грызть брёвна при помощи топора оказалось делом героическим, но бессмысленным. И главным нашим мероприятием на всех стоянках стало гнусное воровство всего, что может быть разрублено и брошено в печь. Этой участи подверглись, в том числе, скамейки курилки, пожарный щит и туалет типа «сортир». В Пензе нам крупно повезло, на соседнем пути стоял длиннющий состав пустых платформ с дощатым настилом. После нас остались железные рамы на колёсах…

Ещё мы выменивали у сцепщиков своевременную отправку с попутным паровозом на тушёнку и картошку. За Волгой стало стремительно холодать, и в Приуралье мы въехали при минус 30-ти. Красота пейзажа завораживала: хрустальное небо, серые скалы, покрытые седым мхом, зелень сосен, крутые тропинки, тётеньки с коромыслами, искрящийся снег… Красная печка, пар изо рта и примёрзшее к телу исподнее. К холоду привыкнуть нельзя, его можно только терпеть, сказал Фритьоф Нансен. Полностью согласен. В общем, мы так намёрзлись, что даже в цех завода въехали с дымящей трубой.

Поселили нас в заводском общежитии для воинских команд (ЧТЗ образца 1991-го – это не только трактора, даже совсем не только), отсутствие дикой тряски и ударов головой об нары радовало, горячей воды – нет. А наши европейские тела жаждали гигиены. Спасибо кормильцу Саше, когда он заваливал нас снедью, я саркастически ухмылялся, думая в себе: «вот она, ментальность хуторская».

Момент истины настиг меня в пути и не покидал до самой до Москвы. За 2 кило гречки и 4 большие банки тушёнки мы обрели право мыться и плескаться в заводских душевых. Вернув кожному покрову естественный цвет и запах, я озаботился вопросом нашего возвращения в пункт постоянной дислокации. Все документы были оформлены, на руках у меня были воинские перевозочные документы, оружие угнездилось в металлический ящик, осталось найти военного коменданта железнодорожной станции «Челябинск» и в его сопровождении усесться в ближайший поезд, следующий в Европу.

Не тут-то было… Надо сказать, что в Челябинске мороз заворачивал за -36ºС; город был полон патрулей, а я шастал в прокопченной зимней полевой форме с пистолетом в кобуре. Помощник коменданта, бравый капитан с багровым лицом, предложил дать ему 150 рублей (при совокупной стоимости билетов на пятерых около 80-ти рублей, и при том, что ехать мы должны были бесплатно). Я прямо ответил, что таких денег у меня просто нет, а есть ВПД. Кэп порекомендовал мне свернуть их трубочкой и вставить в… И дать телеграмму друзьям, чтобы денег прислали. Нет денег – нет места в паровозе. На глазах у меня навернулись злые слёзы, и рука потянулась к кобуре.