Ю. Сокольская - По Вере увидишь… Роман

В свои сорок один он мечтал об одном – о жене и детях; и планировал плотно заняться этим вопросом. Жилплощадь готова, на жизнь заработать еще в силах, оставалось найти свою любовь.

Любовь нашлась сама, во время того самого отпуска в родных краях. Только в московские хоромы ехать отказалась.

Маргарита была необыкновенной женщиной.

Ее выдающаяся внешность – статная фигура, длинные косы, широкая улыбка и пышные длинные юбки – никак не помещалась в тесную действительность столицы.

Она – родное дитя природы, дитя бескрайних уральских просторов. Всю жизнь скверами ей служили густые сосновые рощи, смотровыми площадками – высокие холмы, мастерской – леса и луга.

Маргарита собирала травы. Без трав она не мыслила свою жизнь. Ее утро начиналось с ароматов разнотравья. Летом она заходила в сарай, зимой в кладовку, где они были разложены и развешаны на сушку или хранение, медленно проходила вдоль рядов с закрытыми глазами, вслух угадывая, мимо какой травы проходит. У каждой останавливалась и ласково называла ее по имени, нашептывала благодарность, активизируя лучшие свойства именно этой травы.

После такого ежедневного ритуала самой Маргарите уже можно было не пить, не применять как-то иначе свои снадобья. Травы так чутко были настроены на нее, а она на них, что болезни даже не пытались подступиться к девице. От нее веяло силой и здоровьем. Доход Маргарита получала от продажи иван-чая. Его она заготовляла летом в большом количестве, но без спешки, в удовольствие.

До встречи с Ипполитом девушка жила с четырехлетним сыном в долине. В свои тридцать четыре она тоже давно мечтала о семье. Муж ее погиб три года назад. Травы и иван-чай давали им с сыном средства к существованию, но домик, оставшийся после рано ушедших родителей, был весьма ветхим.

Встретились они в поле. Ипполит медленно и с удовольствием смаковал свой долгожданный отпуск. Во время одной из прогулок по холму, с которого открывался самый живописный вид на долину, увидел Маргариту. С Дениской на плечах, большой холщовой сумкой на боку, из которой выглядывал букет таволги, она шла по тропе, олицетворяя все родное, женское, материнское, что только видел в своей жизни работяга. Ему захотелось прижаться к ее груди как к теплой печке, вдыхать медовый аромат мягкого тела и всегда знать, что она где-то рядом.

Кудрявый ангел сразу перелез с ее плеч на его, а вскоре и вовсе уснул, так что пришлось нести его на руках до дома Маргариты. Тем же вечером Ипполит понял, что у него есть семья, и что с Москвой покончено.

Вот только восстанавливать дом Маргариты и жить в вымирающем селе ему не хотелось, он решил построить красивую просторную усадьбу в «Америке». Кроме дома его родителей, в котором он остановился на время отпуска, в «Америке» осталось еще три пустующих избы. И Ипполит с Маргаритой начали мечтать о новом доме и совместной жизни.

Ипполит ушел с работы, продал квартиру и с одним чемоданом вещей, зато богатым для провинции человеком, вернулся на родину. В этот раз насовсем.

С помощью местной администрации он отыскал всех владельцев соседних со своим домов, выкупил их у собственников, а также всю освоенную землю «Америки» у муниципалитета.

Получилось два гектара владений, с трех сторон окруженных водой и захватывающих часть сосновой рощи, скрывающей усадьбу «Сова» с суши от посторонних глаз. Зато со стороны долины усадьба Ипполита и Маргариты была как на ладони, с красивым домом в центре участка, на спуске холма.

Руководил строительством Ипполит сам, но прежде очистил владения от лишних построек и бурелома. Помогали мужики со всей округи, которые были рады такой длительной подработке. Восемь лет ушло на то, чтобы усадьба обрела тот вид, который открылся Петру и Вере, когда они только подъехали к пруду на машине.

Дом на той стороне выглядел то ли как аист, то ли как журавль, отталкивающийся крыльями от земли. Высокая деревянная башня в центре как длинная шея птицы с головой-куполом, устремленной ввысь.

Крылья – две одноэтажные половины дома с большими окнами, белыми резными наличниками, верандами вдоль каждого крыла. Дом весь деревянный, окрашенный голубой краской, а многочисленная резьба, заборчики, ограждения веранд – белые. Это была настоящая русская усадьба, пышная, кружевная, воздушная.

Дом одинаково выглядел и со стороны долины, и со стороны леса, из которого к крыльцу подходила та единственная проселочная дорога, которая связывала «Америку» с большой землей.

А от того крыльца, которое выходило из башни к пруду, была построена длинная лестница до самой воды.

Лестница метров пятьдесят длиной, тоже белая. У самого выхода из дома она начиналась от большой деревянной площадки, куда сходились веранды, огибающие крылья дома. Здесь стояла садовая мебель – белоснежные столы и стулья. Шириной метра полтора лестница имела небольшую площадку с лавочками на полпути к самой нижней площадке. Нижняя площадка одновременно служила причалом.

Частично причал был накрыт навесом, сюда летом ставили шезлонги и загорали, то передвигая их на открытые солнцу участки, то в тень. Лодка на веслах и большой катер были привязаны по бокам причала. Вся эта лестничная конструкция была похожа на длинные и стройные ноги дома-журавля с площадкой-коленями и причалом-лапами, опущенными в воду.

А рядом с ними на берегу стоял неприметный зеленый ангар для хранения зимой лодок, шезлонгов, удочек.

Михаил высадил гостей на причале и велел подниматься по лестнице к веранде.

Вещи условились переправить утром.

Вера присела в одно из кресел на причале. Торопиться не хотелось, хотелось зафиксировать этот момент в памяти, смаковать происходящее по чуть-чуть, маленькими глотками: «Что нас ждет? Каким это место станет для нас через месяц? Какими станем мы сами? Кем окажутся люди, живущие здесь? Не пожалеем ли мы о решении довериться им?»

Если первые вопросы рождали в душе Веры только любопытство и предвкушение чего-то интересного, то в ответ на последний душа явственно запротестовала: «Ну что ты! Путешествие уже оправдало себя! Даже если немедленно завести мотор лодки, привязанной к причалу, и отправиться в обратный путь. Да и люди, избравшие для своей жизни этот рай, построившие такой дом, уже никак не могут разочаровать». Еще не видя их, она восхищалась ими.

Пётр сидел в соседнем кресле и молча смотрел на закат, разливающийся над поселком на той стороне пруда. Он видел, что Вера в своих мыслях, и не отвлекал.

«Живя годами в сером пыльном городе, начинаешь забывать, что в мире существует такая красота и умиротворение. А ведь только ради возможности наслаждаться ею и стоит трудиться», – думал он.