Александр Махнёв - О прожитом с иронией. Часть вторая

Оба наслаждались напитком, Ломакин причмокивал.

– На днях бизнесмен принёс. Настоящий! Эх, в магазины бы такой…

Коломиец вторил ему:

– Да уж, как говорится.

Ломакин посмотрел на Ивана Егоровича:

– Ещё?

И тот, расплывшись в улыбке, словно ждал приглашения посмаковать хороший напиток, кивнул:

– С удовольствием.

Ломакин налил кофе гостю и себя не забыл. Присел в кресло, крутанулся пару раз вокруг оси.

– Ну, рассказывай, Иван, как тебя там, Егорыч, что ли.

Коломиец насторожился:

– А что рассказывать?

Ломакин усмехнулся:

– А что, нечего? Ты же со вчерашнего дня как отмороженный ходишь и ко мне зачем-то пришёл. Нормальные люди на работу пошли, а ты в милицию. Давай. Давай, выкладывай, не ровен час, начальство вызовет и не поговорим.

В другое время Иван обиделся бы, дескать, какое тебе дело, товарищ Ломакин, до моих проблем, но на сей раз обиды не было. После скандала и хамства жены он должен был выговориться. И пусть батюшкой сегодня будет милиционер, что такого.

И он начал:

– Понимаете, Сергей Петрович, я инженер пищевой промышленности, женат, дочь есть, но вот…

На этом разговор и завершился. В дверь без стука заскочил милицейский чин в форме. Погоны Коломиец не рассмотрел.

– Сергей Петрович, на выезд, у нас грабёж-ювелирка.

Ломакин матюгнулся и, обращаясь к Коломийцу, махнул рукой:

– А я что говорил? Поговорить спокойно не дадут. Значит, так. Едешь со мной, по пути и пообщаемся.

Второй день его общения с милицейской братией был копия первого, с той разницей, что на него никто больше не падал. Сначала Коломиец вместе с оперативной группой ехал в машине, приехав к месту преступления, по команде Ломакина «вёл себя тише мыши». Устав сидеть, выходил потоптаться, но не далее пяти метров от автобуса, и вновь ожидал в машине. Затем пазик помчался, включив мигалку, на окраину города. Он, вцепившись в ручку впереди стоящего сиденья, как и оперативники, проклинал бездорожье. И когда Ломакин, вытащив пистолет, дал команду коллегам на выход, попытался тоже выйти, но услышал властное:

– Назад!

И вслед конкретную команду:

– Сидеть!

Собачья команда.

Был в детстве в их семье пёс, звали Тузиком, его и учили – «сидеть», «лежать», «рядом», «апорт» и прочее. Обидно, конечно, слышать собачью команду, но делать нечего, сидеть значит сидеть.

И он сидел.

Оперативники появились к семи вечера. Злые, недовольные. Ломакин через слово матюгался.

– На полчаса бы раньше, мать его… Взяли бы.

Кого, как, за что, Коломиец не понимал, а потому молчал, боясь попасть под горячую руку.

Автобус к отделению прибыл к девяти часам. Ломакин вышел первым.

– Парни, сдать оружие и по домам, завтра будем разбираться. Коломиец, где ты там! Выходи!

Услышав команду, обращённую к нему, Иван Егорович вздрогнул, руки сами потянулись вверх. Голос и интонации Ломакина завораживали. Коломиец выбрался из автобуса, потянулся, разминая косточки, затем присел на корточки.

Ломакин тут как тут.

– Далеко живёшь, Егорыч?

Коломиец поднялся:

– Да нет, не так чтобы далеко, но идти долго.

Сергей Петрович рассмеялся:

– Ответ вразумительный, надо бы записать, вполне в перестроечном стиле. Ладно, если не далеко, но долго, давай ко мне, я рядом живу, хоть к ночи по-человечески перекусим. Есть хочешь, Коломиец?

Иван Егорович кивнул.

Через полчаса они были в квартире Ломакина. Пока Сергей Петрович накрывал стол, Иван изучал скромный быт старшего оперуполномоченного. Ничего примечательного, обычная подмосковная «двушка» в хрущёвке. Разве что в большой комнате на стене у обшарпанного дивана висела куча медалей. И все как показатели разносторонней физической подготовки хозяина: самбо, лёгкая атлетика, бокс, футбол и даже шашки. Висела парочка фотографий, видимо, родителей Сергея.

С кухни послышалось:

– Коломиец! Иван! Давай, ужин стынет.

Иван Егорович поспешил на голос.

Стол разносолами не баловал, и остывать было нечему – горячих блюд не было: три большие крупно порезанные луковицы, головка чеснока, шмат сала, чёрный хлеб и колечко колбасы, похоже, это была «Краковская». Посередине стояла литровая бутыль со слегка мутноватым содержимым, рядом два стакана.

Иван Егорыч с удивлением посмотрел на Ломакина, мол, где картофель фри, мясо по-французски, коньяк «Наполеон» и прочее.

Сергей намёк понял.

– Если лука мало, ещё подрежу.

Первый тост… Впрочем, тостов не было. Сергей налил граммов по сотне, сам выпил и Коломийцу чуть ли не влил содержимое в рот.

– Давай, давай, вот так её, родимую… вот так…

Коломиец поперхнулся. А Ломакин вторую порцию опрокинул и тянет бутыль к стакану Ивана.

– Давай, Ваня, давай…

К такой скорости Иван Егорович не привык, он вообще спиртное мало потреблял, разве что по праздникам, да и то грамм сто пятьдесят, не больше. А тут уже по четыреста накатили. Хотя нет, Егорыч на грудь принял меньше, он выпил два раза, а не три, как Сергей.

Выпив, закусили.

Минут через пятнадцать Коломиец почувствовал, жизнь налаживается, настроение поднялось и ему захотелось говорить.

На разговор потянуло и Ломакина. Он налил себе четвёртую порцию, посмотрел было на Ивана, однако махнул рукой, дескать, что с тебя взять, не пей, раз не лезет, и опрокинул стакан. Крякнул, занюхал куском хлеба, поднял указательный палец левой руки и, словно продолжая дружескую беседу, заговорил:

– Вот, Ваня, я и думаю…

Ивану Егоровичу было в этот момент так хорошо, ну так хорошо, что он не слышал своего нового друга, Иван блаженно улыбался и в мозгах формулировал, что же такое доброе и приятное он должен сказать этому замечательному человеку.

– Дорогой Сергей Петрович…

А Ломакин продолжает своё:

– Вот так, Ваня, мы и разошлись. А могли жить да жить, детей плодить, дачу завести, огород, а ещё лучше пивнушку купить: утром цистерну принял, к вечеру новую заказал – и народ доволен, у самого пена на губах, и деньги в кармане есть.

Иван Егорович наконец сформулировал мысль:

– Дорогой Сергей Петрович! Спасибо тебе, что приютил, обогрел, выслушал. Редкой ты души человек. Наверно, супруга любит тебя, детишки обожают. Как я тебе завидую, я…

Сергей Петрович насторожился. А кому он тут плакался, что жена ушла, детей нет и прочее? Но увидев блаженное лицо Ивана, понял: не слушал его Коломиец.

Ну и ладно, может, оно и к лучшему.

К полуночи Иван окосел окончательно, и с этим надо было что-то делать. Такси вызвать не получилось, тогда Ломакин, пользуясь служебным положением, вызвал оперативную машину и отвёз Коломийца домой.

На том дружеская вечеринка завершилась.

Проснулся Коломиец в час дня. Лежал он в маминой кровати и опять в обуви. Голова раскалывалась. Попытался было встать, но правая рука оказалась намертво прикована к постели. Он открыл глаза и увидел рядом расплывшуюся физиономию Алиски. Соседка своим большим и горячим телом лежала на его руке.