Александр Махнёв - О прожитом с иронией. Часть вторая

О боже! Что это?

Руку наконец удалось вытащить. Алиска проснулась.

– Иван Егорович? Доброе утро!

Иван свалился с кровати.

– Алиса Сергеевна, ты что делаешь в моей комнате?

Та, нимало не смутившись, села на кровати.

– Что? Это у вас, милок, надо спросить. Вчера ночью зашла поболтать, а вы меня в охапку да в кровать и давай лапать, я и прилегла.

Иван обхватил голову руками.

– О боже…

На этом трудности гуляки не закончились, его рвало, нестерпимо болела голова, руки тряслись. Лишь к вечеру ожил, помогли полстакана водки, что поднесла Алиска, доброй души человек, и горячий душ.

Так завершился третий день его холостяцкой жизни.

На четвёртый он уже в половине девятого сидел у кабинета Ломакина. Сергей Петрович пришёл к десяти, был зол и резок. И Иван попал под раздачу.

– Ты где вчера болтался? Заболел, так позвони, я тебя обыскался.

Ивану Егоровичу вновь захотелось поднять руки, мол, больше так не буду.

Крут, однако, Ломакин.

Вместе с тем где-то в глубине Ивановой души шевельнулась мыслишка: он что, в штате милиции состоит, зарплату получает? Он здесь никто и звать его никак. Сам подрядился помочь.

Эта, пожалуй, не слишком трезвая мыслишка заставила Ивана Егорыча густо покраснеть.

Ломакин тут же среагировал:

– То-то же! Давай заходи, поговорить надо.

Коломиец вслед за майором зашёл в кабинет и сел у стола.

Ломакин закрыл дверь на ключ, плюхнулся в кресло. Сделал парочку кругов на своём кресле-вертушке и, притормозив, уже с серьёзным видом посмотрел на Ивана:

– Егорыч, а я тебе вчера работу нашёл.

Увидев, как Коломиец встрепенулся, поднял руки:

– Не спеши. В органы тебя не возьмут, староват, хотя если по мне, рад бы видеть тебя в сотрудниках, человек ты обязательный, хороший, непьющий…

Сказав «непьющий», Сергей Петрович ухмыльнулся.

– А что, точно. Но работать ты будешь на мясокомбинате, инженером по научной организации труда. Работа, как говорят, не бей лежачего, при мясе, котлетах и прочем… Что нахмурился. Я уже с директором договорился. Через четыре дня, в понедельник и выходи. Что-то не нравится?

Иван опустил голову. А Ломакин опять за своё:

– Ты и нам мясо будешь приносить, директор не возражает, а мы ему поможем, если надо – защитим.

По реакции Ивана Сергей Петрович понял: надо человеку дать время подумать.

– Ладно, Егорыч, об этом позднее поговорим. А сейчас просьба к тебе. Очень серьёзная просьба. Надо органам помочь.

Коломиец встрепенулся.

Ломакин улыбнулся:

– Вот и молодец, ожил. Слушай сюда. Вчера взяли мы одного человечка, серьёзный мужчина. Грешков за ним много, но самое главное, он воровской общак унёс, деньги, ценности и прочее, суммы бешеные. За этот общак за ним и воры охотятся. Так что между двух огней мужик. И вот что мы решили. Подсадить к нему своего человека, может, что и расскажет. Пока он один в камере. А вот кого подсадным сделать, непонятно. Своих опасно, расколет в момент, человек опытный; заказать специалиста в других отделах-это время, а сам понимаешь, время-те же деньги. Вот я и подумал, а если ты посидишь с ним пару деньков? А что, человек ты посторонний, придумывать биографию не надо, ты Иваном и останешься, а по мелочам переговорим, главное-твоё согласие на операцию.

Услышав слово «операция», Иван кивнул сразу:

– Готов, Сергей Петрович, спасибо за доверие.

Ломакин с подозрением посмотрел на Коломийца:

– И что, вот так сразу и готов? Ну-ка встань.

Он обошёл Ивана, подёргал за рукава пиджака.

– Не годится. Не готов ты.

Коломиец возмутился:

– Что значит «не готов»? Я готов, ты только подскажи что и как, а уж фантазии у меня хватит.

Сергей Петрович махнул рукой:

– Ладно, будь что будет. На себя беру. Пока там начальство согласует…

Он вновь подошёл к Ивану, с силой рванул рукав пиджака, оторвав его. Отошёл в сторонку. Зашёл к Ивану с тыла, взяв за полы пиджака, разорвал чуть ли не до плеч. Отошёл на полметра.

– Надо бы лицо подправить.

Пока Ваня размышлял, как это в милиции лица подправляют, Ломакин, крякнув, с силой ударил Коломийца кулаком в скулу. Тот лишь ойкнул и схватился за щеку.

Одним словом, в течение пятнадцати минут оперативник приводил Ивана в состояние, соответствующее легенде. А легенда была такова. Работник хлебокомбината Иван Коломиец пришёл домой подвыпившим и застал жену с любовником. Разборки были недолгими – обоих порешил топором. По вызову соседей приехали менты и забрали убийцу. Убийца ничего не помнил, был сильно пьян.

Иван Егорович поначалу переживал за пиджак, затем чуть не заплакал, получив синяк, а когда услышал, что он хоть и по легенде, но убийца, совсем загрустил. Однако отступать некуда: пиджак порван, фейс разбит. В довершение Ломакин заставил его выпить сто граммов водки.

И это был последний штрих к портрету убийцы.

В камеру Коломийца бросили настолько красиво и эффектно, что даже старый вор Кремнёв, по кличке Кремень, возмутился. Он поднял Ивана Егоровича, усадил на нары. Сам сел на соседние.

– Что за люди. Ублюдки, и всё тут. За что они тебя так отделали?

Иван упал на цементный пол неудачно, и к синяку на скуле добавилась расцарапанная рука. Но не это главное. Весь облик новоявленного арестанта был по-настоящему мученическим, и это разжалобило вора.

– Рассказывай, что случилось.

Иван Егорович, ни слова не говоря, лёг, свернулся калачиком и сделал вид, что спит. Он посчитал, что пауза сейчас просто необходима. Держал эту паузу недолго, минут тридцать, затем, всем видом показывая, что ему неимоверно больно, попытался сесть, но неудачно и вновь грохнулся на пол. Кремень встать сокамернику не помогал, просто наблюдал, что тот делает. Наконец Коломиец сел, мутным взглядом повёл по сторонам, увидев соседа, криво улыбнулся:

– Здравствуйте, меня Иваном зовут.

Тот кивнул:

– Иван, значит, Иван. Так что случилось, Ваня?

Иван Егорович обхватил лицо руками:

– Ничего хорошего. Лариску я убил и хахаля её, вот так.

Кремень ухмыльнулся:

– И что, без крови никак?

Коломиец, вновь сделав мученическим лицо, повернулся к соседу:

– Да откуда я знаю, может, и можно было, но, когда я их в кровати увидел, в голове что-то перевернулось, к тому же крепко выпившим был. Как, что-ничего не помню. Помню, как менты били, как в машине везли.

Кремень развёл руки в стороны:

– Вышак ты заработал, парень. Готовься.

Иван так вошёл в роль, что из его глаз реально брызнули слёзы. Он вскочил на ноги:

– Это что же, высшая мера?

– А то ж!

Коломиец покачнулся всем телом, упал на нары, вновь повернулся к стене.

Тишина.

Спустя, наверно, час нары под соседом заскрипели, он поднялся, прошёл к маленькому столику у стены, налил в кружку воды, жадно выпил. Вновь сел на нары.