Андрей Юрьев - Сумасшествие, коронавирус и прочие сомнительные прелести путешествий. Сборник рассказов

Бабулька еще раз фыркнула, выражая неодобрение и что-то забубнила под нос в такт ноге, отстукивающей афириканские полиритмы по полу.

Мы все немного помолчали, а потом пришел проводник.

Я в двух словах объяснил ему суть возникшего конфликта. Парень взял мой билет, быстро глянул и кивнул.

– Я же вам сказал двадцать девятое, а вы сели на девятнадцатое, – объяснил он сумасшедшей бабке, – Ваше место дальше по проходу, – и махнул рукой в темноту.

Бабка пробурчала что-то неразборчиво, собралась за несколько секунд и исчезла словно и не было ее.

– Ты посмотри, даже не извинилась! – возмутилась женщина на соседнем сиденьи.

– Не берите в голову, – сказал Игнат. В голосе его отчетливо прозвучало облегчение.

– Надо же какая! – женщина помотала головой, – Как же все-таки хорошо, что она ушла.

– Не очень-то для тех, в чье купе она ушла, – я усмехнулся.

– Это да…

– А мы подумали, что вы с ней, – сказал Игнат.

– Что вы, не дай бог! – женщина снова закашлялась.

– Ясно. Вы тоже до Костромы?

– Я-то? Нет, мне до Нерехты… Не знаете, кстати, во сколько поезд в Нерехту приходит?

– Часа в четыре ночи, – ответил Игнат, – Вас разбудят.

– Ой, а я не буду ложиться, – смешно округлив глаза сказала женщина, – Страшно боюсь пропустить. Еду к сестре, она там уже три года живет. Давно зовет меня к себе, говорит хорошо в Нерехте. Особенно весной.

Игнат закивал энергично. Он тоже там бывал.

– Ой, я такая путешественница, – сказала женщина, – Вы даже не представляете где я еще вчера была!

– Где?

– В Риме! – с гордостью сказала женщина, – У меня там доча младшая учится.

– Здорово, – сказал я, – Мы с Игнатом вообще нигде не были.

– Я на Украине служил, – сказал Игнат.

– Ну ладно, – я зевнул, – надо стелиться.

Я был доволен, что все завершилось благополучно. Мне не терпелось приехать домой в Кострому и разбудить поцелуем сонную Зинку.

Последнее, что я слышал, засыпая на своей верхней полке был стук колес и деликатный кашель женщины, едущей из Рима в Нерехту.

Случилось это в конце марта двадцатого года.

И да, это ведь мы с Игнатом привезли коронавирус в Кострому. Точно вам говорю.

Впереди, через двор, плотно заставленный машинами, замаячил знакомый облупленный кирпич дома. До рези в глазах хотелось в туалет, Петрович спешил. Он сошел с дорожки, перечеркивающей чахлый палисадник по диагонали, и перепрыгнул через зеркально блеснувшую лужу на тротуар, вымощенный прямоугольной плиткой с отбитыми краями. Петрович старался приземлиться ровно в центр плитки, чтобы не ступить на трещину, с утопленными в дождевой воде окурками. Он представил плюющуюся между плиток огненными языками смертоносную лаву, в груди захолодило.

Хоп!

Со стороны это, конечно, выглядело глупо, здоровенный бородатый мужик с разлетающимися крыльями полами плаща прыгает как ребенок, там где можно было сделать два шага и обойти, но Петрович клал с прибором на мнение других людей. Следовать собственной, годами выработанной рутине, вот, что по-настоящему важно.

Хоп!

Нога в тяжелом черном ботинке скользнула на влажной глине, но прыжок все равно получился. Петрович хмыкнул. В свои пятьдесят он все еще находился в отличной форме. Помогали прогулки с собакой и зверский метаболизм. Про таких ещё говорят – не в коня корм.

Петрович не ходил по стыкам и трещинам, следовал за своей собакой строго с левой ноги, не гляделся в разбитое зеркало, хоть оно и манило со страшной силой, клал ножницы под подушку, чтобы не мучали кошмары (все равно снились), короче, как говорила бабуля, воспитавшая его после гибели родителей: малой-то оказался с придурью.

Петрович запахнул полы плаща, чтобы не разлетались от ветра и пошел по тротуару. Такими шагами обычно измеряют расстояния. Широкие, порывистые, на грани расхождения штанов, на пределе растяжения мышц. В воздухе пьяняще пахло свежей землей и скипидаром от недавно покрашенных скамеек у подъезда. Петрович походил на оживший обшарпанный циркуль с бородой. Он внимательно смотрел по сторонам; как никто другой, Петрович знал, что неприятности случаются, едва зазеваешься, только отведешь взгляд, засмотришься, например, на рыжеволосое чудо на каблучках… Нельзя терять концентрацию, надо бдить, даже если очень сильно хочется в туалет и тянет сорваться на бег и перепрыгивать по три ступеньки вверх, расстегивая на ходу ширинку, чтобы влететь в квартиру и…

Краем левого глаза Петрович заметил движение под припаркованным слева от дороги

джипом. Лишь крохотный сдвиг тени, но мозг мгновенно опознал, что это, и послал сигнал ногам двигаться энергичнее.

– Кошка! Да еще и черная… Не зря ведь сегодня встал с левой ноги!

Кошка выползла из-под машины, лениво потягиваясь задними лапами, и ступила на блестящий асфальт дороги, смахнув хвостом сбитую дождем ветку. Кошка направлялась к кормушке у забранного решеткой вентиляционного отверстия в стене дома, и она, как и Петрович, тоже клала на всех с прибором. Она ничего не знала про суеверия и если и получала когда-то пинка под хвост, никак не связывала это с цветом своей шерсти. У нее вообще с логическим мышлением было не очень.

Петрович тем временем понял, что не успеет пройти первым. Кошка шла наперерез, пути их встречались метрах в пяти впереди. Единственный выход – подождать, пока кошка не пересечет тротуар, а потом кого-нибудь еще, чтобы снял проклятие. Нужен несведущий пешеход. И в этот самый момент из-за дома вырулила патрульная Лада. Петрович поймал взгляд жирного сержанта за рулем и понял, что тот тоже заметил черную кошку. Они замедлились одновременно – машина и Петрович. Кошка лениво пробежала по асфальту перед машиной полиции, запрыгнула на тротуар и, жирно блеснув, нырнула в голые еще после долгой зимы кусты.

Первый ход сделал Петрович. Он закурил, стараясь принять непринужденный и даже ленивый вид, хотя это было чертовски трудно из-за отчаянно переполненного мочевого пузыря. Жирный мент в Ладе ответил вполне адекватно. Газанул на холостом ходу и жестом показал Петровичу проходить. На пальце его сверкнула печатка. Сильный ход, ничего не скажешь. Петрович отвернулся, выпуская по пути густую завесу сигаретного дыма.

В воздухе повисла напряженная тишина. Говоря шахматным языком, ситуация сложилась патовая. Отступать, обходя дом, Петрович не мог – получалось слишком далеко, но и идти вперед тоже было немыслимо. Воображаемый след от кошки горел в воздухе адским огнем. Но этот мент! Каков красавчик! До сегодняшнего дня Петрович не сомневался в своем чемпионстве по суевериям, но теперь, похоже, ему встретился достойный противник.

Красный кружок солнца стукнулся о крышу дома Петровича, а мочевой пузырь его тем временем уже захлебывался в мольбах о пощаде.