Владислав Ситников - Сопричастность. И наестся саранча

В те годы, когда она начинала свой путь на Голгофу, выжившие в предыдущее десятилетие коммерсанты первой волны обогащения думали уже не только о сиюминутной наживе, но стремились превратить средства, полученные откровенно криминальным или весьма сомнительным путем, в настоящий капитал. В деньги с хорошей историей, которой у них никогда не было и быть не могло. Пределом мечтаний любого студента той поры, заставшего и голодные последние советские годы, и шоковую терапию первых лет «демократии», был диплом экономиста или юриста, который, как казалось, открывает двери в мир достатка и превращается если и не в лопату, то уж точно в совок, которым можно будет грести деньги, занимая должности во всевозможных ООО и ЗАО. Стас никогда не утруждал себя муками выбора будущей профессии и без раздумий по примеру родителей выбрал стезю экономиста. Проблем с поступлением в престижный вуз не предвиделось – умение воспринимать учебу как работу и добиваться цели всегда было его отличительной способностью. Правда, в те годы этот набор качеств еще не гарантировал поступления, но, к счастью, деканом одного из престижных экономических факультетов страны оказался старый институтский приятель отца. А это уже было весомой заявкой на возможность получения отсрочки от армии настоящей и пополнение армии студенческой. Так что выбор был очевиден – так было проще для всех, и Ратников, не задумываясь, пошел по заранее определенному кем-то пути.

Конечно, даже среди его знакомых и одноклассников были те, кто грезил о чем-то другом, но, по правде, ни будущих учителей, ни медиков, ни инженеров Стас не знал. Но часто встречался с особой группой сверстников. Тех, которые, оценив происходящее в стране, еще со студенческой скамьи стремились оказаться в совершенной иной экономической роли, чтобы, примерив на себя погоны и фуражки, строго следить, как бы их товарищи не заработали лишнего. Ну, или, на худой конец, не забыли отдать часть того, что заработали, нужным, хорошим и очень уважаемым людям. Временами, уже будучи студентом, Ратников, глядя на самодовольных и состоятельных выпускников кафедры налоговой полиции, задумывался, а не переметнуться ли и ему в их лагерь? Но это было сложно, требовало дополнительных усилий, изменения удачно состряпанных жизненных планов, так что от этой идеи он быстро отмахнулся, даже не успев всерьез о ней поразмыслить.

Стас не думал и о том, в какую область полуразрушенной экономики податься, предпочитая спокойно плыть по течению от семестра к семестру. Он уже тогда знал, что особую роль на фронтах бескомпромиссной борьбы за денежные знаки играло тогда еще едва народившееся и уже чуть было не погибшее под завалами кризиса 1998 года, но отныне более стойкое и гордое племя банкиров. Вечные посредники, которые даже не подозревали, что многим из них уготована роль мифического Харона, который так же когда-то препровождал своих клиентов, уплативших навлон, к неминуемому забвению и небытию.

Это был уникальный мир, который много лет жил своей странной жизнью, где тысячами различных «строй», «пром», «торг» и прочих «экономов» заправляли колоритные и неповторимые персонажи. Правда, вскоре выяснилось, что, в отличие от мрачного греческого старика, большинству из них тоже суждено закончить путь и вслед за пассажирами сойти со своих лодок, весьма комфортабельных и дорогостоящих, на конечной остановке, с которой нет возврата.

Но тогда, в начале «нулевых», когда никто даже не догадывался, что у этого времени будет такое странное числовое название, все еще были полны сил, планов и мыслей о будущем. В конце концов, ведь именно они жили в том самом двадцать первом веке, о котором так мечтали и о котором любили читать в фантастических книгах. Вот только с теми историями, которые когда-то потрясали детское воображение, этот новый дивный мир имел мало общего.

Стас с фотографической точностью вспомнил, как в начале столетия сидел в кафе с отцом и его старым приятелем, который уже третий десяток лет прозябал в кресле руководителя одной из оставшихся с советской поры внешнеторговых контор. В те времена эти осколки плановой экономики еще выглядели пережитками прошлого, которые вот-вот канут в небытие. Кто бы мог подумать, что спустя много лет именно они вырвутся на первые позиции в экономике страны, озолотив своих преданных сотрудников за годы томительного и праздного ожидания лучших времен, которых они, по большому счету, уже и не надеялись увидеть. Оставшиеся на своих местах категорически не могли и не хотели что-то менять в давно устоявшейся жизни, за что и были щедро, хоть и не по заслугам, вознаграждены судьбой. Товарищ Ратникова-отца этого и не скрывал.

– Ты знаешь, старик, у нас все консервативно. Вы привыкли к динамике, а мы живем по строгому распорядку. Да и воровать у нас негде – все в трубе. Я имею в виду, в хорошем смысле… Все официально. Так что я могу взять Стаса в отдел ценообразования, но золотых гор не обещаю. Давай я лучше познакомлю вас с одной дамой. Она хозяйка маленького банка, но тетка ушлая, мы с ней пережили девяносто восьмой год. Связи у нее большие. Пообщайтесь, все-таки за частными банками будущее.

Николай Петрович Полупанов, а именно так звали бывшего коллегу отца, который так и не оставил свою полугосударственную должность даже в эпоху разгула демократии, не догадывался, насколько ошибался в тот момент, когда почти не скрывал зависти к тем, кому, по его мнению, принадлежало будущее.

Тем не менее, послушавшись его советов, семейство Ратниковых согласилось на встречу. Ранним февральским вечером они прибыли в ресторан с видом на Храм Христа Спасителя для знакомства с некой Галиной Борисовной, хозяйкой того самого банка. В ту пору Стас еще был студентом, а его отец уже испытывал определенные трудности, поскольку накопленные деньги заканчивались, а новых источников дохода, а главное – свежих идей по их поиску, у него уже не было. Поэтому они благоразумно перекусили дома, а в ресторане заказали только кофе. Николай Петрович, насколько его помнил Ратников-старший, был всегда довольно прижимист и даже в своем нынешнем положении навряд ли угостит их ужином. Тем более что никакой личной выгоды от трудоустройства сына старого приятеля он не преследовал. С его стороны это был скорее жест снисходительности и возможность потешить собственное самолюбие. В такой ситуации не оплатить общий счет означало бы для Ратникова необходимость расписаться перед бывшим другом в финансовой несостоятельности. А ведь совсем недавно жена Полупанова чуть ли не умоляла облагодетельствовать их семью и убедить мужа перейти на работу из «загнивающей совковой конторы» в процветающую фирму Ратникова. От процветания теперь не осталось и следа, но признать этот факт не позволяла гордость. К слову, это было не единственное в его жизни, что она так и не позволила сделать.