Владислав Ситников - Сопричастность. И наестся саранча

Но это будет чуть позже, а в тот вечер они, воодушевленные внезапно открывавшимися перспективами, покидали гостеприимную квартиру, в которую до и после них не раз захаживали известные в самых разных кругах московской элиты персонажи: от модных артистов и чиновников до вездесущих бандитов и предприимчивых дельцов новой экономики.

Правда, в этот раз в нее вошел персонаж мало кому в ту пору знакомый.

Как и у многих восточных мужчин, его возраст было сложно определить с первого взгляда. Ему с равным успехом могло быть и тридцать, и даже пятьдесят лет, при этом в таком неизменном, законсервированном виде он мог пребывать уже долгие годы, едва ли не со школьной скамьи. Вошедший был внешне очень похож на Галину, что, впрочем, не делало комплимента ни одному из них. В тот памятный год он на самом деле благополучно пересек тридцатилетний рубеж и активно трудился на многочисленных полях экономической жизни страны, так щедро после распада Союза раскинувших свои просторы перед авантюристами всех мастей: от мелких жуликов до воров государственного масштаба. В этой иерархии деловых людей, как они сами себя называли, он находился пока что на неопределенной промежуточной позиции, но всеми силами стремился выйти на федеральный уровень, а там уж, чем черт не шутит, и на мировой. Тем более что Россия, как место жительства и дом для его будущих детей, его никогда не прельщала. Видимо, восточные солнцелюбивые гены изо всех сил сопротивлялись местному неласковому климату.

– Ну что, договорились? – он небрежно выбросил руку с массивными золотыми часами на запястье в сторону лежавшей на столе тарелки с карбонатом.

– Не ешь руками, Алик, это неприлично, – Галина, которая была немногим старше вошедшего, резко выдернула тарелку из-под его руки. В ответ он лишь пренебрежительно ухмыльнулся, прищурив узко посаженные черные глаза.

– Да брось ты, надо торопиться. Я обо всем договорился. Дальше дело за вами – документы-шмокументы, лицензии. Как мамка?

– Поторопимся, не переживай. Плохо мамка, как ты сам думаешь?

И они торопились. Энтузиазм бывших советских служащих активно подогревался конвертами, в которых каким-то нездешним пленительным звуком хрустели заморские купюры. Заработная плата, по меркам нового коллектива, была баснословной.

И Галина торопилась. За пару недель ей пришлось объехать несколько солидных организаций с приличным прошлым и амбициозными планами на будущее, руководители которых еще с перестроечных времен не отличались излишней инициативностью, но с радостью готовы были поддержать перспективную идею ради возможной доли в будущих доходах.

Галина Борисовна обладала массой человеческих и профессиональных достоинств и, каким бы странным это ни показалось многим из тех, с кем ей довелось встречаться много позже, – знаний. Галина действительно побывала на Нью-Йоркской бирже, хотя никакого практического толка в этом и не было, но давний визит настолько ярко запечатлелся в ее памяти, что Манхэттен на долгие годы станет для нее внутренним символом достатка и респектабельности, куда она неизменно стремилась попасть вновь и вновь. К тому же этот уголок планеты был гораздо дальше от родных берегов, чем Европа, а наступивший в ту пору период романтических отношений между юной и старой демократиями, как подсказывала ей безотказная интуиция, все равно продлится относительно недолго. Годы работы во внешнеторговой фирме дали ей массу навыков, информации и, конечно же, связей. Предприимчивые и не очень, бывшие сотрудники и руководители различных контор в этот период разлетались по новым креслам и кабинетам. Кому-то было суждено стать управленцем нового формата, кто-то с напускной гордостью был рад услышать в свой адрес эпитет «красный директор», кто-то же так удачно обходился без официальных должностей, что превращался в объект охоты менеджеров по работе с VIP-клиентами. Последние были особо вожделенной целью Галины, поскольку очень не любили, чтобы кто-то, порой даже они сами, точно знал, сколько, где и в какой валюте у них припрятано на черный день.

Ее главный талант заключался в умении дружить со всеми этими людьми.

С кем-то надо было прикинуться сиротой, которой легче подать, чем прогнать. Кому-то надо спеть хвалебные дифирамбы и многозначительно, так чтобы после встречи никто не понял, кто кому и чем на самом деле обязан, намекнуть на обширные связи и возможности сообщить о нуждах собеседника «кому следует». Некоторым можно было заморочить голову рассказами о совершенно нелепых историях и персонажах, так что несчастный вскоре свято верил в то, что, если человека при должности и связях интересует такой бред, значит, у него на самом деле все настолько хорошо, что мирские заботы его попросту не волнуют, а значит, с ним точно можно иметь дело.

Ее мозг работал, как бесперебойный конвейер, который рассортировывал разных персонажей по отдельным полкам воображаемого шкафа приоритетов. Люди могли оказаться в нем даже после мимолетного знакомства, но стоило им привлечь внимание Галины Борисовны – и уже не суждено было покинуть эти «ящики» нужных людей, устроенные в ее голове.

Другим ее талантом была уникальная способность создавать видимость. Придавать значимость словам, делам, вещам и поступкам, за которыми порой не стояло вообще ничего, кроме ее плодовитой и эффективной фантазии. Она мастерски оставляла собеседнику возможность самому домыслить устраивающее его объяснение своих достижений, успехов и самостоятельно нарисовать перспективы дальнейшего обогащения в компании с новоявленной банкиршей. После подобных встреч желанная жертва была с легкостью готова присоединиться к проекту, о котором ему как бы невзначай, полунамеком, она рассказывала, не делая, по сути, никаких конкретных предложений. Так что в случае какой-либо неудачи, о которой Галина, впрочем, и не собиралась даже думать, предъявить ей претензии было практически невозможно. «Невиноватая я! Он сам пришел!»

– Поверьте, ну зачем мне вам врать. Правда! – этот классический набор аргументов, который ярче, чем любые психологические тесты, дает понять, что вам только что серьезно наврали, услышали практически все будущие участники нового кредитного предприятия, к которым Галина наведывалась с одним и тем же предложением.

– Звучит, конечно, интересно, но мы подотчетная организация. У нас есть регламент. В министерстве потребуют обоснование, да и не только… – Константин Николаевич Щеголев уже давно не мечтал о должности заместителя союзного министра, сосредоточившись на предельно меркантильных задачах, но все равно старательно соблюдал все старорежимные правила субординации. Сейчас он подсознательно чувствовал, что дело может быть перспективным.