Марита Мовина-Майорова - Ах, эта проза Жизни!

«Пусть такая игрушка будет у меня сейчас, – решила она, – и это будет именно обезьяна».

Вот и поехала её искать.

Толпы снующих в поисках подарков людей. Горы всякой всячины в витринах магазинов. Но за всем этим видимым многообразием не было никакого разнообразия – как будто все эти магазины и отделы магазинов снабжались одним единственным складом. Даже игрушечные обезьяны везде были практически одинаковыми. Она знала, какую хотела найти для себя. Но именно такую, вчера не нашла.

«Вчера не нашла, зато сегодня обязательно найду, – подумала она. – Сидит где-нибудь на прилавке моя Обезьяна и ждёт меня. Никак невозможно обмануть её ожидания!»

А наступающий новый год будет годом именно Голубой (Зелёной) Обезьяны – об этом она узнала на том же книжном рынке. Зеленая Обезьяна…

«Пусть будет Зелёная… Голубая…»

Она расслаблено улыбнулась и снова уснула…

***

…Надо мной звёздное небо.

Такое звёздное, что даже луна на нём, по-видимому, с трудом отвоевала себе местечко, поскольку от неё остался только малюсенький тонюсенький жёлтенький – тёпленький – серпик. А звёзды сияют серебристо и холодно, как лампа дневного – холодного – света.

Но странно – мне уже не холодно, как в том, первом сне. Как раз наоборот – по телу разливается приятное тепло, отчего тело совсем расслабляется, нос дышит – как ему и положено, а губы! губы – я чувствую это – губы расплываются в блаженной улыбке!

…Послышался звук арфы, и в этом звуке я «увидела» тонкие нежные пальчики, перебирающие её струны.

«Как хорошо-о-о. Как мило. Мне тепло. И эта музыка…»

И мне захотелось открыть глаза. И я открыла их. Это были уже мои глаза, а не глаза моего лица. И я улыбалась своими губами, а не губами своего лица. И нос! нос был тёплый! это был мой нос, а не нос моего лица, и он вдыхал воздух и выдыхал его вовне.

Оказалось, что звёздное небо мне всего лишь привиделось. А на самом деле вокруг меня – нежно-голубое, дневное небо, и по нему – надо мной, вокруг меня и даже подо мной – плывут белые, маленькие и побольше – облака. Лёгкие. Воздушные. Радостные. А на этих облаках сидят, свесив с них маленькие ножки с розовыми пяточками и ухоженными ноготками, поблескивающими разноцветным лаком – милые девы. И улыбаются мне. И кивают мне изящными головками, похожими на головки нежных цветков. Все в белых и воздушных, как и облака, на которых они сидят – одеждах.

Одна из них, та, что сидит на облаке чуть в отдалении, тоже в белых одеждах. Но одежды эти не воздушные, а струятся по её телу в виде лёгких потоков воды. У неё слегка тёмные – платиновые – волосы. Чуть приподняв и наклонив, она держит в руках глиняную амфору. Из амфоры голубоватым, почти невесомым потоком льётся вода. И дева, опустив глаза, с улыбкой наблюдает, как вода, выливаясь из амфоры, струится вниз… вниз… на облака, образуя там совсем прозрачное, почти эфирное, водное пространство…

Кого она мне напоминает?..

А почти рядом со мной, на более плотном, похожем на круто взбитый венчиком сливочный крем, почти в таких же бело-кремовых одеждах, сидит очень серьёзная дева. За ней стоят и сидят, и, чуть приподнявшись в воздухе, парят, тоже без улыбок на лицах, другие девы. Одна из них, с бледно-коралловым шлейфом за спиной, воинственно подняла руку то ли предостерегая меня, то ли приветствуя, то ли призывая следовать за ней. А та, очень серьёзная дева, – главная – как я думаю, – вдруг плавно простирает ко мне гибкую, белоснежно-белокожую руку и словно вопрошает меня… или предлагает… перейти к разговору? Немедля.

Я в растерянности обвожу взглядом всё это небесное (я сразу поняла, что присутствую на небесных посиделках), пространство, и ища поддержки, обращаю свой взор к деве с амфорой, которая с первого взгляда показалась мне как будто бы знакомой. И та, словно услышав мою растерянность, и на мгновение оторвавшись от созерцания потоков голубой прозрачной воды и дымчато-эфирного водного пространства под ней, приподнимает свою милую головку с платиновыми волосами всю в блёстках голубых капелек воды в них, смотрит на меня, и улыбнувшись, беззвучно, но я слышу её! мелодично произносит: «Поговори… поговори с ними… о том… о сём… можешь о любви… они все – твой Любовный Гороскоп… …А впрочем, как хочешь – решай сама…»

Ах! И всё исчезло!

***

Итак, приближался Новый год. Год Обезьяны.

Сколько таких годов было в ее жизни? Два? Четыре? Да, четыре. И каждый из них привнес в ее жизнь такие изменения, которые стали краеугольным камнем ее судьбы. Эти годы стали поворотными в другую, совсем другую, хорошую ли, плохую ли – трудно судить – сторону. Но они поворачивали ее жизнь в определенном направлении, и с того момента эта жизнь начинала продолжаться, словно с нового листа.

И теперь приближался очередной такой год.

Год Голубой (Зелёной) Обезьяны.

***

«Поговори. Поговори с нами. Мы же – твой Любовный Гороскоп! Не пренебрегай нами. Мы мно-о-о-гое можем объяснить тебе!»

Милые Девы снова кивали мне изящными головками, похожими на головки цветков. Только теперь у каждой из них волосы были уложены в виде знаков зодиака – у одной в виде загнутых рогов, у другой, как корона – рак с растопыренными клешнями венчал причёску, у третьей надо лбом подрагивал громадный чёрный хвост скорпиона из заплетённых в тугую косу волос, у четвёртой – пышные рыжие волосы украшали скрещенные на затылке золотые стрелы, у пятой… у шестой… И только Дева, что показалась мне знакомой, та – с платиновыми волосами и блестящими жемчужинками капелек воды в них, и что сидела на облаке чуть в отдалении – не изменилась: она всё также, с лёгкой улыбкой, продолжала лить из амфоры прозрачно-голубую воду в эфирное пространство, и другая, строгая Дева, по-прежнему простирала ко мне плавно изогнутую руку, призывая?.. вызывая?.. на разговор?

…Тихая музыка арфы…

Я тоже улыбнулась, как Дева с арфой, а затем тоже – без улыбки – как строгая Дева, – и обещающе кивнула им всем:

«Мы ещё обязательно поговорим с вами – о том… о сём… и о любви?.. тоже – поговорим… И, милые Девы! Я благодарна вам. А пока… Пока… Ах, милые Девы… милые Девы… ваши советы наверняка очень-очень кому-то нужны… Может быть… Наверно… Ну, а я… Я постараюсь справиться сама. Прощайте же… Про-щай-те-е…»

…

1.

Когда-то на заре своей сегодняшней жизни, такой непохожей ни на чью другую в среде ее сверстников и сверстниц, в середине девяностых двадцатого века, она увлеклась астрологией. Много чего было прочитано ею тогда. Эта литература только-только появилась в России. И люди маниакально стали увлекаться гороскопами и тому подобной… как бы так помягче выразиться? Нет-нет, она не покушалась на святая святых – право человека верить в то, во что он решил верить, или в то, во что стало принято (модно) верить. Только вот как сказал бы её хороший знакомый, почти Друг – ходить к астрологу и составлять гороскопы – это то же самое, как если бы заглядывать в свою же собственную записную книжку: ты же сам записал в неё что-то, а потом, подзабыв или совсем забыв, смотришь туда, чтобы вспомнить. Но ведь находишь то, что сам туда когда-то записал!