Иван Лягоскин - Веселов

Тоня поставила на стол пакетик с пирожными, приготовленными ее собственными руками и сказала:

– Угощайтесь.

«Рязань», любитель халявного сладкого, накинулся на пирожное и, откусывая кусочек, вдруг сморщился и стал в руку выплевывать едва пережеванное пирожное.

Тоня бледнела от ужаса. Ее кулинарное искусство было оценено по высшей отметке, с разницей лишь в том, что она получила высший отрицательный балл.

Как выяснилось, в крем пирожного был замешан не на варенье, а на томатной пасте с перцем – чили. Начинку случайно перепутала подслеповатая Тоня, когда готовила его накануне.

И эта история могла иметь продолжение, рассказывал «Рязань» Веселову, если бы в это время не зашел я.

– Веселов, – почему-то по фамилии представился я.

«Рязань», понимая, что наконец-то в лаборатории появится особь мужского пола и будет о чем поговорить, улыбнулся.

Знакомство прошло гладко, благо кроме Тониных пирожных были засохшие пряники «Госдепа», которые в ее семье не доели, а, как известно, на работе голодные аспиранты все съедят…

Разговор начался обо мне. Мне пришлось фильтровано рассказать о своей жизни, понимая, что в женском коллективе лучше сразу рассказать, чем потом от третьих лиц узнавать что-то новое о своей биографии и открывать новые страницы фантастической саги.

Было около семи вечера. Солнце еще светило ярко и по-летнему пригревало. В этот день «Рязань» и Веселов решили сходить на пикник, познакомиться с местными лесными достопримечательностями. Громкое слово в аспирантском обиходе, правдивее сказать – попить пиво, пожарить сосиски и поваляться на траве.

Придя на луг, «Рязань» и Веселов начали разводить костер. Два веселых аспиранта с разницей в год и по-деревенски пронырливые, успели ухватить пару березовых дровишек у какого-то заботливого хозяина, мимо дома которого они проходили.

– Откуда ты? – начал разговор «Рязань», собирая костер.

– Я же сегодня все рассказал, – ответил ему Веселов.

– Ах, да, наверное, это я для приличия задал этот вопрос.

На улице было хорошо. Веселов наблюдал за «Рязанью». Судя по его виду ему было легко и радостно. Он предвкушал, как будет есть жареные шпикачики со смесью кетчупа и майонеза, закусывать это зеленью и периодически сцеживать пиво. Идиллия эта обрамлялась прекрасной погодой, солнцем, голубым небом и лесом.

Костер уже бушевал, и самое время было подготавливать колбаски для жарки. «Рязань» наживил шпикачики на импровизированный вертел из веточки и стал жарить, постепенно вращая. Умиротворение, с которым он это делал, перенимал и Веселов. Было как-то радостно наблюдать за счастливым человеком. От этого и сам становишься счастливым.

Пока продолжалась жарка, «Рязань» рассказал историю из своего детства.

– Случилось это, когда мне было лет пять, я еще не ходил в школу, а в детсаду долго не задерживался и чтобы мои родители работали, было принято решение отправить меня к бабушке в соседнюю деревню. Так я стал сиротой, – улыбаясь, говорил «Рязань».

– А почему ты долго не задерживался в детсаду? – спросил Веселов, отпивая пиво.

– Я был слишком непоседливым и заводилой, мог поднять ораву мальчиков и расправиться с завтраком или обедом весьма непритязательным способом. Очень часто мы устраивали бои кашей или картофельным пюре – стенка на стенку. Набирая ложку каши, метали в соседей. Зачастую доставалось не мне или другим заводилам, а тем, кто случайно попадался на глаза воспитательницам, во время ответного броска очередной порции утреннего варева. Как будто провидение защищала меня – дерзкого мальчонку от гнева детсадовских мучителей, заставлявших есть отвратительную манную или иную кашу. Хотя, вспоминая эту кашу, надо отдать должное поварам, они варили ее на молоке, настоящем коровьем, и не жалели сливочного масла. Масло таяло, растекаясь по каше отвратительным желтым пятном.

– Признаться, я любил кашу с вареньем, а не маслом, – мечтательно сказал «Рязань».

– Такое ощущение, что ты ностальгируешь по своему детству. – Сказал Веселов.

– Возможно, но я думаю, что все хорошее впереди, – улыбаясь, ответил «Рязань».

– Конечно, катапультирование каши в соседей или на стены не повод выгнать меня из сада, – продолжал «Рязань», – я думаю, отношение моих родителей друг с другом более веская причина моего перехода в заботливые руки бабушки. Дело в том, что мои родители слишком правильные. Они много читали, у нас была целая библиотека дома. Мама работала в библиотеке, – рассказывал «Рязань», отправляя свой взгляд куда-то далеко – далеко.

– Именно поэтому у вас целая библиотека дома? – подшутил Веселов.

– Да, филиал городской, – очнулся «Рязань».

– Мама с папой заказывали книги почтой, целыми собраниями сочинений, зачастую отдавая за них половину зарплаты. Книги с нетерпением ждали и после перечитывались по нескольку раз. Потом, спустя некоторое время, мама относила в дар в библиотеку. На этом фоне разгорался скандал. Папа не всегда поддерживал такое транжирство.

– Почему? Хотя, понимаю.

– У папы коллекционирование в крови, он собирал все, что мог. Монеты, марки, книги, этикетки со спичечных коробок, даже пачки сигарет, – ответил «Рязань».

– Должно быть, ваша квартира была похожа на краеведческий музей, – предположил Веселов.

– Нет, наша квартира похожа на логово хомяков, всего навалом, – ответил «Рязань».

– А причина, по которой твои родители «избавились» от тебя? Судя по тому, что ты рассказываешь, ты рос в тепличных условиях.

– О, сейчас расскажу, – ответил «Рязань».

Живя с родителями, мне пророчили медицинское поприще. Поскольку в нашей семье со стороны отца все мужчины были врачами или фельдшерами, мое будущее было уже расписано заранее. Отец пропадал на работе большую часть времени. Он был хирургом, отличным хирургом, и как большинство одаренных людей, начинал «скатываться по наклонной». Периодически он пил.

Вообще в России, говорят, две беды: дураки и дороги. Я бы выделил еще одну – алкоголизм. Часто он приходил под утро с дежурства, проведя часов пятнадцать за хирургическим столом. Он, хотя и без сил, не мог заснуть. Чтобы уснуть, он принимал на грудь не одну стопочку. И так не могло продолжаться вечно…

Мама часто с ним ругалась, я попадал по горячую руку, почему-то под горячую руку мамы. Папа меня никогда не бил. В период опьянения он еще больше проявлял отцовскую любовь.

– Ты знаешь, есть три сорта людей, – отвлекся «Рязань».

– Есть люди злые, но когда они выпьют, становятся ангелами. А есть противоположности – добрейшие трезвенники, после алкогольного опьянения, снимая свою маску, становятся дураками и злыднями.