Светлана Лучинская - Водопад жизни

– Он так глядит на тебя!

Я не осмеливалась повернуть голову в его сторону, а когда решилась, то увидела, как он, не скрываясь, смотрел на меня во все глаза с какой-то шальной улыбкой и неизменной ямочкой на щеке. Это было неожиданно и непереносимо. Я отвернулась, а Ирка посматривала мельком, и все время нашептывала мне о нем. Это было удивительно. Обычно тихая, спокойная – в классе её прозвали Несмеяной, она с таким пристрастием подталкивала меня к нему, словно говорила, – Смотри, вот он! Не может быть, чтобы он ей тоже не нравился.

С того дня в моей жизни появился другой смысл. На кухне у тёти Киры я дежурила возле окна, чтобы видеть, не пройдёт ли по двору Вадим. Как только он появлялся и пересекал двор, я смотрела на его высокую ладную фигуру и замирала. Про такую походку говорят, – идёт, как пишет. Каждый его шаг и каждое движение отдавались в моем сердце, это были минуты огромного восторга и грусти. Но стоило ему повернуть голову в сторону нашего окна, как я, тотчас же, пряталась за занавеской. Наши дома находились рядом, и это уже было счастьем. В школе я набивалась на дежурство в группу по проверке чистоты классов, которая делала обход во время уроков. Так я могла лишний раз встретиться с ним взглядом. Я хорошо помнила слова моего одноклассника Кольки:

– Между прочим, Павлихин часто интересуется – что это за скромненькая девочка у вас в классе?

Раньше мы с Иркой предпочитали прогуливаться только по аллее, которая идёт вдоль Брестской улицы, этакие благовоспитанные девочки. Во двор я стала выходить только недавно, и понятно, по какой причине. Там собиралась целая стая мальчишек и девчонок, которые хохотали, подтрунивали друг над дружкой, а главным объектом их внимания стал Вадим, ведь он был новичком и самым видным парнем в школе.

Девчонки сбивались в кучу на лавочке у стола, теснили его в угол и приставали с вопросами:

– Вадим, а какие тебе девчонки нравятся?

Он изобразил руками волосы до плеч, и я тут же решила обрезать косу.

Однажды Колька повез меня на велосипеде по двору, а Вадим подтрунивал:

– Урони её, урони! – этот мягкий, но полный тайной силы голос, приводил меня в трепет.

Я забыла все свои мечты и грезила только о нем. Это было такое счастье – просыпаться утром и знать, что есть он. Чувства были такими сильными, что требовали выхода. Выказать их ему? Об этом не могло быть и речи. Я была невероятно застенчива, не знала, как вести себя с ним, и часто делала несуразные глупости. Как только он появлялся на горизонте, мне срочно нужно было что-то отыскивать в сумке. Девчонки посмеивались надо мной. Иногда по вечерам, когда мальчики возвращались с тренировки по боксу, мы болтали на лавочке у нашего дома вчетвером – Я, Ирка, Вадим и Колька. Мы с Вадимом сидели в середине. Колька, балагур и лучший математик нашего класса, смеялся и восхвалял его исключительно для меня.

– Посмотри, какие у него ноги! А мышцы!

Все как будто сговорились нахваливать его при мне, но я была, словно в ознобе, молчала и даже не улыбалась, а просто смотрела на него как больная. Недаром отчим называл меня немтырём. С теми, кого я любила или ненавидела, мне было очень трудно.

Потом Вадим и Колька прощались и уходили, обещая завтра снова быть на этом же месте. Я понимала, что это делается исключительно ради нас с Вадимом, ибо мы были как два телка на поводке. В один из таких вечеров, когда мальчики ушли, мы с Иркой ещё некоторое время сидели и молчали. Вечер был тихий и звёздный. Я смотрела на небо, и вдруг у меня вырвалось:

– Господи, как я его люблю!

– Неужели так любишь? – удивилась Ирка.

В городских соревнованиях по боксу наши мальчики стали победителями и даже попали в местную газету. Я вырезала фотоснимок и хранила его как самую большую драгоценность.

Первое чувство открыло во мне все шлюзы. Я танцевала и репетировала с девчонками из класса к смотру художественной самодеятельности. Пела дома перед зеркалом, подражая Робертино Лоретти, Лили Ивановой, Ларисе Мондрус и даже своему любимцу – Муслиму Магомаеву. Самое интересное было то, что у меня действительно были данные, о чем сказала завуч, когда услышала, как я пою по школьному радио, и посоветовала учиться дальше. Но сначала меня услышали одноклассницы, когда у нас не было урока физкультуры. В спортзале с хорошей акустикой я устроила свой первый концерт. На моё пение зашёл школьный гармонист Жора, и я стала петь на городском смотре. И это не все. За то, что мои сочинения считались лучшими и зачитывались перед классом, меня выбрали юнкором нашей газеты, где я сочиняла шуточные стихи. Кроме того, мы с Иркой учились на одни пятёрки. Маме завидовали:

– Какая у вас дочь! И умная, и красивая. – Хоть бы не сглазили, – думала она.

Ходить в школу стало для меня праздником.

Как я переживала в больнице, что не попала на вечер 7 ноября. Девчонки позвонили мне из школы прямо в палату. В трубку я слышала музыку, шум голосов со школьного вечера, сидела на больничной кровати и плакала.

Сестра Женя, которая годом старше меня, была на вечере и потом рассказывала:

– У Вадима новый синий свитер с белой полосой на груди. Он ходил гордо, не танцевал и все кого-то высматривал, наверное, тебя. На него обращали внимание все девчонки, даже из нашего класса.

В больнице я пролежала месяц. А вдруг он уже забыл обо мне? Ведь что, собственно, было? Ничего. Одни взгляды, случайные встречи и незначащие слова. Он ведь ни о чем не подозревает. А может, всё-таки догадывается? Я вновь и вновь вызывала в памяти облик Вадима, вспоминала мельчайшие подробности. Вот он спускается по лестнице, высокий, статный, широкоплечий. Тёмно-русые волосы, стриженые под канадку, зеленовато-карие глаза совершенно невероятного оттенка. Слегка склонённая набок голова и едва уловимая улыбка все с той же ямочкой на правой щеке.

Опасения мои были напрасны. После больницы, как только я вошла в спортивный зал, где проходила очередная линейка, и встала у стены, как временно освобождённая от физкультуры, тут же увидела голову Вадима, которая возвышалась над остальными. Он смотрел на меня с улыбкой, хотя была команда «Смирно». О, Боже! Он не забыл меня! Я убежала в туалет, чтобы смыть слезы радости. Глядя на мокрое лицо в зеркале, я, как заворожённая, повторяла:

– Как я счастлива! Как я счастлива! Мне хотелось бесконечно повторять это и плакать. Это было вселенское счастье!

В то же время я была очень несчастна. Я забитая девочка, витающая в облаках, из сумасшедшей семейки, а Вадим – сын военного офицера. Я живу у тёти, как бедная родственница, и мало кто знает, что я не ее дочь. Я стыдилась своего положения.

Это было время высокого престижа военных. Девицы стремились замуж за офицеров и на что только они ни шли ради этого, иной раз даже вены резали. Свадьбы проходили в местном кафе «Встреча». Тётя Кира, знавшая все про всех, говорила: